Воспоминания. Студенческие годы

Студенческая жизнь всегда насыщенна яркими впечатлениями, позитивными эмоциями и ощущением свободы. Мы решили опросить тех, кто о лучших годах жизни может только вспоминать. Что же все-таки остается в памяти по истечении пяти лет обучения и более:

Дарья Антропова, Уральский государственный университет им. Горького, 29 лет.

Самой запоминающейся была жизнь в общежитии. Еще запомнилась наша частая игра в фанты всем этажом. Задания были самые различные, например, постоять ногами в мусорном баке, покрутиться на 1 этаже на вертушке проходной, пройтись по кухням этажей и что первое готовящееся найдешь - надо попробовать, так моя соседка съела маленький кусок сырого мяса. Тогда мы считали себя просто генераторами идей. Нас это очень забавляло и голодное существование вдали от родных уже не казалось таким печальным.

Ксения Богданова, Уральский институт экономики Санкт-Петербургской академии управления и экономики, 27 лет.

Какое же студенчество без Клуба Веселых и Находчивых. В нашей команде участвовала почти вся группа, мы собирались после пар, либо на парах, которые вела наш куратор. Обсуждали конкурсы, и какие темы мы будем развивать, шутки многие придумывали сами, что-то брали из Интернета, что-то приходило по ходу репетиции. И пока мы репетировали, основной план был изменен миллион раз. Куратора тоже привлекли, она участвовала в паре миниатюр. Сам КВН прошел как то очень быстро, я даже не помню, мы много импровизировали, потому что от волнения забыли слова и несли все, что в голову приходило. Но было весело, и мы выиграли! Самое интересное, что мы на тот момент мы были первокурсниками, а КВН проходил среди всех курсов академии.

Юлия Кормилицына, Европейско-Азиатский институт управления и предпринимательства, 27 лет.

Со школьных лет я мечтала принять участие в конкурсе красоты, и благодаря университету мечта воплотилась в реальность. Я участвовала в «Мисс Университет», подготовка заняла около месяца. Ежедневные репетиции, заучивание монологов, песен и т.д. И вот наступил долгожданный день, поначалу все было идеально. И надо же было мне неудачно подвернуть ногу и упасть. Мисс университет я, конечно, не стала, но зато получила приз зрительских симпатий. Видимо из жалости.

Юлия Кукушкина, Уральский государственный экономический университет, 27 лет.

Я всегда участвовала в культурной жизни института: различные конкурсы, КВН, праздники. И однажды для таких неравнодушных как я решили устроить праздник с суточным выездом на базу отдыха. С нами поехала большая часть преподавателей. Был конец мая, погода шикарная, мы купались, загорали. Ночью была дискотека. Никто из нас и не догадывался, что историк играет шансон на гитаре, а преподаватель высшей математики профессионально танцует рок-н-рол. Все-таки полезно провести время с преподавателями в неофициальной обстановке.

Яна Бушина, Уральский государственный университет им. Горького, 28 лет.

Больше всего запомнилась защита диплома: научный руководитель накануне ушел в загул и в итоге нам пришлось самим писать характеристику, да и на самой защите он не появился. Мы тогда уже успели накрутить себе различные варианты, что нас не допустят до защиты или придется защищаться через год, а может и вовсе отчислят, и мы будем ходить с незаконченным высшим образованием. В результате все обошлось, и мы успешно защитили свои труды.

Александр Осокин, Екатеринбургский экономико-технологический колледж, 23 года.

Мне запомнилось дежурство в гардеробе, в тот момент я чувствовал себя королем. Перед тобой толпа народу, и ты решаешь, кто получит свою одежду быстрее. Жаль, что это почетное место очень востребовано, и поэтому за пять лет мне удалось почувствовать власть лишь однажды. Так я, кстати, познакомился с девушкой, которая мне давно нравилась, но повод заговорить с ней никак не предоставлялся. Кого-то как в песни связывает музыка, в нашем случае нас связала гардеробная бирка.

Ольга Разливинских, Уральский государственный педагогический университет, 29 лет.

Я училась на логопеда и, впечатлившись материалом лекции, решила поставить себе букву «Р» (на тот момент вместо нее я говорила «Л»). Как ни странно мне это удалось! На следующем семинаре, я всеми силами пыталась продемонстрировать свои труды и делала акцент на «Р» в каждом слове котором есть эта буква. В итоге мой ответ занял практически всю пару - одногруппники были мне благодарны, а я горда собой за правильную речь.

Татьяна Никонова, Уральский финансово-юридический институт, 26 лет.

Для меня студенческие годы в первую очередь ассоциируются с первой любовью. Он был звездой института, читал РЭП на всех концертах, посвящал мне песни и признавался в любви со сцены. Мы гуляли до утра, а потом сразу шли на пары. Это было бессонное время, но я была по-настоящему счастлива!

Михаил Осокин, Уральский политехнический университет, 28 лет.

Однажды мои одногруппницы, жившие в общежитии, позвали нас с братом в гости. Войти нам предложили через окно, находящееся на втором этаже. В общаге были женские и мужские этажи. Второй этаж являлся общим, на нем была прачечная и кухня. Т.к. в общежитии велось видеонаблюдение, подниматься на женский этаж в обычном виде было опасно. На нас одели халаты и намотали полотенца на голову. В таком виде и с тазиками в руках мы и попали в конечный пункт назначения. Это был мой первый и последний опыт переодевания в противоположный пол.

Александр Бакулев, Уральский государственный педагогический университет, 26 лет.

Я учился в педагогическом университете, и каждое лето нас отправляли на практику в загородные лагеря. Мне попался отряд второклашек, угомонить их было невозможно. Опыта и знаний общения с детьми у меня не было, и мне ничего не пришло в голову кроме того как начать «ловить бабочек». Так я назвал прыжки вверх с поднятием рук. На протяжении часа они ловили воображаемых бабочек. Зато потом они сразу уснули, а я пошел на дискотеку к старшему отряду.

Евгений Абрамов, Уральская государственная сельскохозяйственная академия, 27 лет.

При подготовке к экзамену, меня хватило на изучение только лишь одного билета, а именно первого. Подойдя к преподавателю, я вытянул билет и сообщил, что номер моего билета - первый и, делая вид, что читаю с билета - рассказал задания находящиеся в этом билете, которые я знал наизусть. После этого, я положил билет обратно в кучу билетов. Естественно преподаватель был удивлен данному поступку и попросил отдать ему билет. Перерыв все билеты, я с трудом нашел первый и успешно защитился на отлично.

Черепахина Юлия, Уральская академия государственной службы, 29 лет.

У нас в академии проходил конкурс на знание русского языка - «Самый умный». Т.к. у меня всегда было хорошо с грамотностью, я решила принять участие. Я даже и не подозревала, насколько малы мои знания в этой области. Большинство ответов я давала полагаясь на интуицию, но, видимо, и с ней у меня тоже проблемы. Наша команда заняла последнее место, я крайне оскорбилась и тут же побежала покупать орфографический словарь, который так у меня и лежит ни разу не открытый.

Ольга Юмагузина, Уральская государственная юридическая академия, 28 лет.

Нашу группу отправили в колхоз. Раннее утро, дождь, грязь, холод и нас высаживают посреди гигантского поля со свеклой. Никогда еще я не была такой грязной и замученной как в тот раз. Но общий стол, ненависть к свекле и горячий чай сплотили нашу группу, после этого мы стали намного дружнее.

Каким бы бесконечным не казалось обучение в начале, рано или поздно все подходит к концу. И остается только ностальгировать. Пока есть возможность - создавай свою историю!

Фотографии из личного архива опрошенных.

Я закончил МГРИ (РГГРУ) в 1976 (группа ГИР-71, специализация технология подземной разработки урановых месторождений), тогда еще институт находился возле Манежной площади. При выборе специализации между россыпником золоторудных и уранщиком, последнее я выбрал из-за того что стипендию по этой специальности повышали на 15 или 20 руб. Стипендия 55-60 руб для студента тогда были большие деньги. Проездной месячный билет для студента в Москве тогда стоил, кажется, 2, 50 руб. Хороший обед в студенческой столовой МГРИ тогда стоил в среднем 1 руб. Добавлю, что по традиции горные вузы (МГРИ,МГИ и СГИ) хорошо и дешево кормили своих студентов. В отличие от прочих, например как-то после занятия на М.Бронной я зашел в столовку Московского юридического. Не обед, а тюремная баланда. Из преподавателей мне запомнились два характерных типа. Первый тип преподавателя доцент - деловой,но опаздывает, проверку студентов не производит.К студентам не цепляетса, стараетса донести знания курса. Итак, первый тип: Занятия по теории взрывного дела (для условий шахт и рудников) в лаборатории на М.Бронной проводил доцент, (забыл его фамилию, слышал он умер, царство небесное, так и защитив докторскую) . И всегда его пары начинались с его опоздания. Ждем 5-10-15 мимнут. Внезапно открываетса дверь лихорадочно вскакивает взмыленный преподаватель, говорит "извините, только с самолета", бросает портфель и сразу начинал лихорадочно писать на доске тему и вести занятие? даже если на занятие пришло 2-3 человека. Второй тип - наивный, рассеянный (как д.т.н., профессор, зав. кафедры подземных разработок, заслуженный деятель науки и техники, Гелий Николаевич Попов), вел лекции по системам подземной разработки. Свои лекции всегда начинал с проверки по журналу присутствующих (уходило на это до 30 мин) . Каждый раз доqlz до отсутствующего студента (ки) поднимал старосту группы, спрашивал о причине отсутствия на лекции (заболел, мама приехала). Тот (в большинстве не зная причины), говорил (врал), что отсутствующая неделю Сидирова, например заболела. Г.Н. был очень добрый, казалось, он не показывая любил всех студентов. Сами проверки для студентов последствий от профессора не имели. В МГРИ мне также запомнился ведущий семинары по геодезии преподаватель Борщ-Компанелло. Он в МГРИ перешел из горного (МГИ). Так вышло что геодезию я у него персонально прошел дважды, в горном и МГРИ (не стал делать зачет). Появившись у нас, он сразу начал с объяснения своей необычной фамилии, что после революции его революционный большевик папа (по моде того времени) к не романтичному " борщу" добавил фамилию славного Компанелло. Б-Щ был умница. На его занятиях по геодезии было все понятно и толково. Помню, кручу "Феликса"!, исчисление теодолитных ходов, он подходит и на листке бумаги (с большим построчным массивом чисел) и говорит, вот здесь и здесь ошибка. Тогда мне студенту казалось уровнем бога геодезии.

МГРИ (1971-1976). ПОЛЕЗНАЯ ПЕРЕСДАЧА. Так как я был туповат, то полюбил сопромат: там все понятно и просто. Надо только заниматься, делать домашние задания, что я делал. В учебной комнате в общежитии на Студенческой по вечерам сидели только старательные вьетнамцы и я. и Экзамен по сопромату принимал сам зав кафедры, профессор по фамилии Ребрик, такой кучерявенький, если корреспондентам нужен был вид профессора, то фотографировали его. Сдавали две группы, моя ГИР (уранщики) и бурильщики (забыл обозначение). В том числе студент бурильщик, с которым я жил в одной комнате в общежитии на Студенческой. Позднее он что-то загулял, нахватал хвосты, взял академку, поехал на север работать бурильщиком и так и не вышел из своегожизненого пике.Как-то од даже предлагал мне пойти с ним гости, к тому времени уже популярному, Владимиру Высоцкому, однако мне слушать бренчание и пение не прельщала. Взял билет, для уверенности передал, что бы он заходя на экзамен захватил мне шпаргалгу по одной теме. Он мне занес - часть новой библиотечной книги по сопромату, которую разорвал напополам. Нечего делать, сунул ее в стол, жду момента. Профессор Ребрик стал прохаживаться между рядами, подошел ко мне и говорит: студент Т. вытащите шпаргалку. Я конечно не стал вытаскивать, тогда он полез, вытащил... чуть не упал в обморок от увиденного и закричал: "Варвар... дикарь...новая библиотечная книга... вон... на пересдачу!" В общем, я сдавал экзамен по сопромату профессору Ребрику четыре раза. Так насобачился в сопромате, что знал все его осноные формулы таблицы и задачи курса сопромата на память, так что уже спорил с профессором. Поставил мне четыре. Любовь к сопромату - вещь трудная.

Студенты МГРИ на картошке в Кашино. Лампочка Ильича - это миф или темная история?Эпиграф: “1 ноября 1920 года состоялся торжественный пуск электростанции для электрообеспечения в деревне Кашино. Свет загорелся, и было предложено отпраздновать это событие, и на празднование пригласить Ленина. Послание в Кремль содержало слова: “Правление товарищества настоящим сообщает, что 14 сего ноября состоится открытие электрического освещения в селении Кашино, на каковое покорнейше просим прибыть разделить ту радость, которую мы ощущаем при виде электрического освещения в крестьянских халупах, о котором при власти царей крестьяне не смели думать. Ваше присутствие весьма желательно”

В 1972 мы, студенты второго курса МГРИ, помогали убирать картошку на полях деревни Кашино (Московская обл.), где посреди небольшой деревни (одна улица) стояла пресловутая электростанция “Лампочка Ильича”. На вид это была собачья будка у высохшего ручья, высотой 1,5 метра, площадью 1 м2, внутри которой находился генератор (динамо машина, совр., турбина с генератором тока) с царским вензелем, весом 50-60 кг, на валу которой находился ременный шкив. Местный старожил сказал мне, что “гидру” построил еще в царское время местный умелец, который работал на заводе электрооборудования в Москве, его маленькая гэс успела по освещать дома и улицу д.Кашино еще в царское время. По всей видимости, дирекция завода подарила, или продала своему работнику дорогое динамо машину с большой скидкой. В новое время родоначальника ГОЭРЛО большевики расстреляли, а осиротевшую “гидру” как бы национализировали. Есть сведения в интернет, что кашинцы при большевиках только восстановили украденные провода. После приезда в д.Кашино Ильича с Крупской увидеть “техническое чудо освобожденного крестьянства”, собачья будка стала как бы началом Ленинского плана ГОЭРЛО. По рассказу старожила,они приехали ночью, в 23 часа, местная партячейка встретила вождя тепло и гостеприимно, переночевали в добротном доме изгнанного (или расстрелянного) кулака, сейчас там музей. Утром осмотр 1 квт микро-ГЭС (МГЭС), за малым вождь увидел великое, потом митинг, фото, после хорошего обеда, тепло распрощавшись уехали. На митинге, по словам кашинцев, Ленин впервые произнес знаменитую фразу: “Коммунизм плюс есть советская власть плюс электрификация всей страны”. К нам в студенческий лагерь приходила женщина из музей и предлагала посетить музей. Однако никто из студентом не пошел. Так как подьем был в 6-00, с картошки приходили в 18-00 усталые. Кашинцы на картошке у нас были в начальниках, часто шли дожди, из лагеря никуда не отпускали. Отмечу, что яблоки в садах кашинцев были знатные. Единственным событием стало бурное празднование всем лагерем моего дня рождения, студенты гидрогеологи, геофизики, россыпники, уранщики (моя группа) сбросились по 3 рублей, в деревне мы закупили несколько ящиков “яблочное шипучее” (по две штуке на брата), в бутылках под шампанское, по 82 коп. штука – шипучее, вкусное, сладкое и хмельное, из Москвы приехала автобусом моя подружка, затаренная колбасой, сыром и прочей вкуснятиной, которую ей передала поездом через проводника из г.Минеральных вод ее мама, моя будущая теща. Отмечали в каком-то коровьем сарае, импровизированные столы из дверей и стулья доски. С одной стороны стояли коровы и таращились на нас, преподавателей не приглашали. Вскоре с нами сидели и местные ребята кашинцы (в лагере было 80 % девчонок), они принесли патефон, танцы. Так как после всех хлопот и яблочного шипучего я отрубился, то кашинцы пригнали машину и отвезли меня с подружкой на покой. Помню как ребята кашинцы, обнявшись с нашими девчонками в кузове ехали с песней: “Наш паравоз вперед лети, в коммуне остановка, в руках у нас винтовка”. На следующий день меня с одним товарищем отправили в Москву в деканат, с запиской за нарушения режима лагеря, меня за аморальное поведение, так как по ошибке переспал с подружкой на кровати у политкомисарши отряда (преподаватель политэкономии, уехала на воскресенье в Москву), его за хулиганку. Такой была моя “Лампочка Ильича”

Я закончил МГРИ (РГГРУ) в 1976 (группа ГИР-71, технология подземной разработки урановых месторождений), тогда еще институт находился у Манежной площади. При выборе специализации между россыпником золоторудных и уранщиком, последнее я выбрал из-за того что по специальности стипендию повышали на 15 руб. Стипендия 60 руб для студента тогда были большие деньги. Проездной месячный билет для студента в Москве тогда стоил, 50% кажется 2, 50 руб. Хороший обед в студенческой столовой МГРИ тогда стоил в среднем 1 руб. (от 0,80 руб. до 1,20). Добавлю, что по традиции горные вузы (МГРИ,МГИ и СГИ) хорошо и дешево кормили своих студентов. В отличие от прочих, например как-то после занятия на М.Бронной зашел в столовку Московского юридического. Не обед, а тюремная баланда. Из преподавателей мне запомнились два характерных типа. Первый тип преподавателя - деловой, но опаздывает. Первый тип. Занятия по теории и практике взрывного дела проводил доцент, (забыл его фамилию, слышал он умер, царство небесное, так и защитив докторскую) в лаборатории на ул.М.Бронной. И всегда его пары начинались с его опоздания. Ждем 5-10-15 мин. Внезапно открываетса дверь лихорадочно вскакивает преподаватель, говорит "извините, только с самолета", бросает портфель и сразу сразу начинал лихорадочно писать на доске тему занятий и вести занятие. До студентов не докапывался, проверку не производил. Второй тип - наивный профессор (как д.т.н., профессор, зав. кафедры горного дела, заслуженный деятель науки и техники, Гелий Николаевич Попов), вел лекции по системам подземной разработки. Свои лекции всегда начинал с проверки по журнулу присутствующих (уходило на это до 30 мин). Каждый раз доходя до отсутсвующего студента(ки) поднимал старосту группы, убеждался, что староста группы знает о причине отсутствия студента (заболел, мама приехала). Тот (в большинстве не зная причины), говорил (врал), что отсутствующая неделю Сидирова, например заболела. Г.Н. был очень добрый, казалось, он не показывая любил всех студентов. Сами проверки для студентов последствий от профессора не имели. В МГРИ мне также запомнился ведущий семинары по геодезии преподаватель Борщ-Компанелло. Он в МГРИ перешел из горного (МГИ). Так вышло что геодезию я у него персонально прошел дважды, в горном и МГРИ (не стал делать зачет). Появившись у нас, он сразу начал с объяснения своей необычной фамилии, что после революции его революционный папа (по моде того времени) к не романтичному "борщу" добавил фамилию славного Компанелло. Б-Щ был умница. На его теоретических занятиях по геодезии было все понятно и толково. Помню кручу Феликса, исчисления теодолитных ходов, он подходит и на листке бумаги с большим построчным массивом чисел, и говорит, вот здесь и здесь ошибка. Тогда мне студенту казалось уровнем бога геодезии.

Поздравляю всех сопричастных с Днем медицинского работника. Наверно, у каждого в жизни бывали ситуации, за которые мы могли бы благодарить врачей. А сегодня как раз есть повод пожелать всем врачам крепкого здоровья, успехов в работе и благополучии.

Всегда в этот день мы поздравляем с праздником маму. Ведь у нее 40 лет врачебного стажа, она кандидат медицинских наук, невролог и хоть сейчас и на пенсии, но эта профессия остается с человеком пожизненно.

Те, кто давно и постоянно читают мой журнал, помнят, что пару лет назад мама опубликовала мемуарную книжку «Записки коренной харьковчанки». Тогда я ее покритиковала, что в книжке она не отразила самых интересных воспоминаний - о годах своего студенчества. И вот уже готова рукопись второй маминой книги. Мы ее назвали «Постигая тайны Эскулапа». В ней мама написала о выборе профессии, о годах студенчества, об интересных случаях из своей медицинской практики. Думаю, сегодня подходящий день, чтобы познакомить читателей с главой из маминой будущей книжки. Она называется

Наши первые занятия в анатомке (анатомическом корпусе) были для меня серьезным испытанием. В этом корпусе нам читали первые лекции. Анатомка имела большой зал, расположенный в виде амфитеатра, с огромным расписанным картинами потолком. В центре - внизу - находилась кафедра, за которой наши професора читали нам лекции. Морфологический корпус на проспекте Ленина (ныне пр. Науки) тогда еще только достраивался. И лекции по специальностям первых курсов (анатомии, физиологии, микробиологии и др..) нам читали в анатомке. Анатомка с первых дней пребывания в институте была нашим основным местом учебы. Без знания анатомии невозможно учиться дальше. Занятия в анатомке! О! Какие мы тогда были юные, почти дети, стоя над трупом в своих белых халатах. И запах формалина и какя-то серая маса, которая когда-то была человеком.

Рис.1. Наша группа на занятиях в анатомке. Я в нижнем
ряду, первая слева

Среди студенческого фольклора во все времена была такая песенка-шутка:
«От Евы и Адама
Пошел народ упрямый,
Пошел неунывающий народ,
Живут студенты весело
От сессии до сессии,
А сессии всего два раза в год.
День мы прогуляем,
Два мы проболеем.
А потом не знаем ни бум-бум.
Так выпьем за гулявших,
За ничего не знавших.
Так выпьем за сдававших наобум.»

Некоторые студенты и в наше время так учились, как поется в песенке. Но это не распространялось на студентов-медиков. Мы с первых месяцев учились страстно, с большим интересом, как одержимые. А иначе было невозможно. Без основательного знания нормальной анатомии и физиологии человека нельзя было бы двигаться дальше к изучению различных патологических состояний человеческого организма. И потому все вечера мы проводили с первых учебных дней в анатомке, где был прекрасный музей, препараты и трупы, на которых мы препарировали учились, учились, учились. Наверно, нам всем было тогда трудно в этой новой для нас жизни, и был страх, но мы его преодолевали вместе, всей группой.

И как непохожи были мы, тогдашние, на современных студентов! Все жили одинаково, не было роскоши: очень скромная одежда, не было красивых сумок и других аксессуаров, а только маленькие дешевые чемоданчики, в которые мы складывали свои халаты, а нередко носили с собой и кости скелета, и черепа, постоянно учась.

Рис. 2. Наша группа после занятий

Мы старались запоминать все по латыни, как нам подсказывали преподаватели и опытные бывалые студенты. « Supinator u pronator , два экстензора и всё». До сих пор помню. И таких примеров было много. И даже прозвища некоторым студентам давали латинские из анатомии.

Рис. 3. Наша группа на прогулке

Да, занятия в медицинском институте имели свою специфику, резко отличающуюся от всего, что изучалось в других ВУЗах, кроме марксизма-ленинизма. И некоторые не выдерживали. Одна очень хорошая девушка с нашего курса не смогла учиться и ушла в конце года.

А наша группа была особенная. Мы поддерживали друг друга и помогали друг другу. Объясняли непонимающим « eminentio » и sulcus ¢ ы искали вместе bulli arterii , et venul ¢ ы. И засиживались в анатомке до позднего вечера. А потом выходили на свежий воздух, и он ударял нам в голову, как вино, после многочасовых ученических бдений.

Очень много сил, энергии, нашего интеллекта уходило на анатомию.Но это была основа, без знания которой дальнейшая учеба была бы бессмысленной. И мы это понимали. Сейчас я удивляюсь, как без знаний элементарной математики люди учатся в технических ВУЗах. И если на старших курсах, когда мы изучали клинические дисциплины, нам говорили преподаватели: «Ослаблена пульсация на a . Dorsalis pedis » , к примеру. Мы знали, где ее прощупывать. Потому что на первых курсах учились по-настоящему. Хотелось все запомнить, все познать, чтобы потом стать врачами. Такая была у нас сильнейшая мотивация. И это на всю жизнь. Ни дня без профессиональной литературы, ни дня без постижения нового в твоей врачебной области. «Больной - книга - больной» - завещал нам молодым талантливый терапевт нашего времени Тареев. И мы свою свою трудовую жизнь выполняли этот завет.

Главным богом в анатомии был тогда, живущий в Харькове и работающий в Мединституте профессор Р. Синельников. У меня до сих пор хранится созданный им один из томов атласа анатомии, который подарил мне А., муж моей сестры с надписью: «Томке в честь поступления в ХМИ».

Сам автор атласа был учеником тоже знаменитого профессора Воробьева, который бальзамировал В.И. Ленина. И среди студентов даже ходила шутка. Якобы Воробьев, обращаясь к Р. Синельникову говорил: «Рафка! Подай калошки». Я думаю, что это просто выдумка студентов, такая глупая шутка. На самом деле к профессору Синельникову можно было обратиться лишь с глубочайшим уважением. Ибо все в нем изобличало высокий интеллект, культуру и доброту. Он был маленький, уже старенький (с «высоты нашей молодости») седовласый, с мягкой доброй улыбкой. Помню, как я сдавала ему экзамен. Очень волновалась, хотя знала ответы на все вопросы. «Деточка - сказал он, прервав мой ответ. «Не волнуйтесь, подсчитайте, сколько раз Вам придется сдавать экзамены за все годы учебы. И что будет с вами, если Вы всегда будете так переживать. Успокойтесь! Помните мои слова.» И я их помнила всю жизнь, даже после окончания института. И это немало помогло мне в жизни сохранить свое здоровье.

Кроме волновавшей нас анатомии, были и другие, очень интересные «науки». Запомнились лекции по нормальной физиологии, которые нам читал профессор Альперн, высокий, стройный, с хорошо поставленным голосом. И также как лекции были интересны и практические занятия. На практических занятиях мне приходилось трудновато. Лягушек и крыс вообще не могла резать. И тогда мы устраивали в нашей группе обмен: кто-то из мальчиков по договоренности резал мне крысу, а я переводила ему целые листы с английского.

Рис. 4. На практических занятиях по гистологии

Мы много раз зацикливались на одних и тех же английских текстах, и я до сих пор помню педиатра Домбровскую из этих текстов и ее руководящие указания: «День, проведенный ребенком без воздуха, потерянный для его здоровья день.» И всю свою дальнейшую жизнь, когда большинство из многих ровесников стало родителями, я повторяла эту фразу для них. Но, вообще, практические занятия с лягушками, крысами, биохимическими колбочками и пробирками, микробиологией и др. промелькнули как один день.

Труднее всего пришлось мне на практических занятиях по судебной медицине, когда на зачет надо было самостоятельно вскрыть очередной, попавший на судебно-медицинскую экспертизу труп. И здесь уже никак нельзя было улизнуть. Крыс и лягушек мы уже давно не вскрывали, поменяться на английский с мальчиками уже было невозможно. Мне повезло. Когда пришла моя очередь, погибший оказался умершим от отравления денатуратом. И запах испарений этого вещества перебивал абсолютно все запахи, вплоть до трупного. Я хорошо справилась с заданием.

Большой интерес у меня вызывали лекции по микробиологии. Читал их нам уважаемый, уже немолодой тогда профессор Деркач. К сожалению, читал скучно, монотонным затухающим голосом. Мало кто его слушал. Все занимались своими делами: готовились к следующим занятиям, читали, болтали и т.д. И вдруг среди убаюкивающей тишины скучного голоса лектора раздавалось громкое восклицание: «Вы слышите? Спирохета Обермейера!» И еще более громким голосом с поднятой рукой: «Спирохета Обермейера! Вы слышите?» Все вдруг просыпались, и слушали его восклицания, а после этого и часть лекции по сифилису.

А еще среди преподавателей без высоких научных званий и заслуг мне запомнилась доцент Ступина, всегда прекрасно одетая, ухоженная, красивая женщина. Она обращалась к нам с неизменным «Здравствуйте, товарищи студенты.» И это «товарищи студенты» звучало как боевой призыв, говорилось четким, звучным, звонким голосом как обращение командира к своему войску. Время шло, и мы переходили на старшие курсы, где уже начались клинические дисциплины.

За время пребывания на старших курсах мы все «переболели» теми заболеваниями, которые изучали в клиниках. Нас всех осматривали наши преподаватели и выносили свой вердикт: «Здоровы». Уже тогда мы присматривались к особенностям разных врачебных специальностей, чтоб остановить свой выбор на одной. В то же время нас готовили к тому, чтобы быть участковыми врачами в сельской местности. Иногда мы выезжали с преподавателями в сельские амбулатории и больницы и обучались на практике азам врачевания. А кроме того, в программу обучения входила практика, о которой я напишу далее.

До мельчайших подробностей помню лица студентов нашей группы на начальны х курсах. Староста Володя М. - худой черноусый мальчишка из Харьковской области. Красивая, скромной украинской красотой, высокая, стройная черноокая Лиля С. Из Сум, очень воспитанная, вся в себе, с редко выплывающими наружу эмоциями. А рядом с ней Валентина П. - полненькая, с постоянной шестимесячной завивкой с мелкими русыми кудряшками, очень степенная, не по молодому возрасту, казавшаяся старше нас своим отношением к жизни и к учебе.

Самый большой насмешник в группе - Иван К., долговязый, несколько нескладный, медлительный, навязывающий ярлыки части из нас, которые отличались нередко ехидным содержанием и были обидными, но меткими. А самым веселым из мальчиков был Алик Д. - долговязый, худой парень, чистый блондин с вьющимися кудрями. Запомнилось, что на коротких переменах между 2-х часовыми занятиями он постоянно ел булки, и мы посмеивались над ним. А потом оказалось, что он страдал очевидно уже тогда сахарным диабетом. Оттуда повышенный аппетит.

А еще в группе были две девушки, ставшие для меня любимыми подругами: Света Т. и Эмма Ф. Эмма Ф. - из Сухуми, чистокровная армянка. Ее брат Армавир Карапетович тогда уже был врачом, позже стал известным специалистом, оперирующим в области торакальной хирургии. Впервые я встретилась с ней на квартире, где они жили с Армавиром, где-то на Москалевке. В те времена я была очень застенчива. При виде Армавира смутилась. А он спросил меня: «Томочка! Вы из Полтавы?» А я еще больше засмущалась после этих слов, подумав, что он считает меня глубокой провинциалкой, задав такой вопрос. А с Эммой меня свела еще любовь к музыке. Я выросла на той музыке, что слышала по радио. А Эмма окончила музыкальный техникум. Она была профессионал. Мы с ней много-много раз ходили в нашу Харьковскую филармонию, где в те годы выступали знаменитые музыканты - исполнители, в том числе С. Рихтер.
Ах, какая необыкновенно уютная, домашняя и в то же время классически строгая была наша Харьковская в коричневых тонах филармония, ныне уже не существующая. Ее снесли. Она располагалась на углу Сумской напротив кинотеатра «1-ый Комсомольский» (ныне там магазин).

В годы моей учебы и позднее до сноса филармонии очереди за билетами в нее тянулись по всей Сумской, почти до бывшего магазина «Соки-Воды» и медицинской библиотеки. Я помню как на один из концертов известной пианистки, исполняющей Шопена, не было билетов, и я пошла к администратору. «А Вы учитесь в консерватории?» - он меня спросил. И очень удивился, узнав, что я студентка Медицинского института.
Вообще, в годы нашей учебы (середина ХХ века) был высочайший пик культуры. И самое главное: все было доступно. А сейчас - астрономические цены на билеты, и не тот, увы, уровень исполнителей, одним словом, попса! И этим все сказано.

Эмма была очень мудрая не по возрасту; громадные карие глазищи, нос с горбинкой, как у Анны Ахматовой, низкий грудной голос. Я ее воспринимала как очень близкого мне человека.
На старших курсах часто бывала в их доме, уже собственном, на прекрасной Шатиловке. Это был зеленый, весь в садах, самый лучший рай2он Харькова, располагающийся на возвышенности над источником минеральной воды - «Харьковская 1». А рядом парк и опять сплошная зелень. Даже дышалось там лучше, чем в других местах. Там, на Шатиловке, в их саду мы часто занимались, готовясь к очередным экзаменам.
Эмма очень любила Армению. Часто приглашала в гости: «Приезжая, я покажу тебе горы Армении». Не сбылось.

Ну, а самой близкой моей одногруппницей-подругой была Света Т. Веселая, смешливая, симпатичная, умница. Все студенческие годы связаны у меня со Светой.

Рис. 5. Я и Света Т. в парке

Я очень любила ее маму - Марию Николаевну. Они жили тогда на Московском проспекте в одной из многоэтажек. Мы часто занимались вместе в ее квартире, и мама заботилась о нас, кормила и поила, а как-то, когда я ночевала у них, и спать укладывала. И все это с такой заботой и добротой, что всю жизнь помнится. Строгая и в то же время - мягкая, добрая, и Света на нее была немного похожа. Ее мама хорошо ко мне относилась, как к дочери. И Света иногда использовала это в своих интересах. Уходя поздно на свидания, она говорила маме, что идет ко мне. А мама ее очень мне доверяла: если встреча с Т., значит, все будет в порядке. Всегда помню Марию Николаевну и буду помнить. А мне при встрече с Марией Николаевной всегда хотелось прижаться к ней, как к родному человеку. От ее среднего роста, немного полноватого стана, усталого в ранних морщинках лица, серых с сединой коротких волос, любящего взгляда всегда веяло какой-то теплотой. Но была в ней и строгость, только не повелительная. Последний раз я виделась с ней, когда приезжала в отпуск из Ворошиловграда, своей рабочей Белянки. Она встретила меня, как родную дочь. И Света даже недовольна была нашим с ее мамой долгим общением. «Ведь Т. приехала ко мне - говорила С. - «Но я тоже хочу поговорить с ней отвечала мама».

При переходе на изучение клинических дисциплин нас переформировали в другие группы. И у меня появились новые сокурсники-одногруппники. Среди них особенно выделялся Станислав Г. (С.Г.). Небольшой, плотный, ниже среднего роста, с маленькими серыми глазками, невыразительным лицом, он покорял нас своим интеллектом. И тогда его внешность - не красавца, отходила на задний план. Дружил он в основном, с девушками нашей группы, и каждая мама своей дочери считала С. ее женихом. У него была «одна, но пламенная страсть». Он любил до обожания театр. И мечтал о театральном институте. Но в выбор профессии вмешалась мама, которую он очень любил. И не позволила ему поступать в театральный. Она выбрала для сына медицинский. А он оказался послушным и любящим сыном.

Рис. 6. У дверей клиники. Я со Станиславом Г.

Театральный институт до его сноса находился на углу Сумской между нынешней Зеркальной струей и японским рестораном (бывшим автоматом-закусочной). Это было красивое бело-голубое здание, мечта нашего С. И он все свободное от учебы время пропадал в этом театральном, где у него появилось много друзей среди будущих актеров и актрис. Его жизнь постоянно протекала не только в нашей реальности Медицинского ВУЗа, но и в мире театра. Часто он перед нами копировал модных тогда героев фильмов и театральных постановок, и надо сказать - очень похоже. В этом же театральном училась его любовь, из-за которой он взял направление на работу туда же, куда была направлена она - в Ворошиловградскую (ныне Луганскую) область.

В годы нашей учебы в нашем Харьковском театральном появилась организация «Белая лошадь», которая объединяла студентов-театралов, имеющих неординарные взгляды на нашу тогдашнюю действительность. «Белая лошадь» была, конечно, разгромлена. После отработки на периферии положенного срока, С. поступил в аспирантуру и всю жизнь проработал в медицинском институте на кафедре гистологии. Но остался верен театру в качестве зрителя. В течение всей жизни после работы бежал в театр на очередные представления. Благо, а может быть, к несчастью семьи у него не было.

А самым большим аристократом во вновь созданной нашей клинической группе был Олег К. Аристократом его никто не называл. Это я дала ему мысленно такое прозвище. Стройный, с прекрасной стрижкой белобрысых волос, в роговых очках-велосипедах, всегда изящно одетый в черную бархатную куртку или костюм, с дорогим кожаным портфелем. Он выделялся среди всех студентов и обращал на себя внимание. Его выделяло из общего уровня даже проживание в аристократическом доме - Саламандре на Сумской. Он блестяще отвечал на всех занятиях, был отличником. Ему прочили блестящее будущее в науке.

У Олега была любовь к Е., студенке нашей же группы, дочери мамы-профессорши. После окончания института О. и Е. уехали в Ленинград, где, кажется, жила мать Е. В Ленинграде О. родила дочь. Несколько раз приезжала в Харьков. Рано умерла. Дочь эмигрировала в одну из скандинавских стран, куда позже уехал и О.

И еще в нашей группе учился студент - китаец, Го-Юй-Чжунь, он просто грыз науку, хотя ему было трудно. Был он очень трудолюбивый, тихий, спокойный, отличник. Мы относились к нему с больших уважением.
Вспомнила я здесь только очень-очень немногих, но о каждом из наших однокурсников можно написать целый роман.

Студенчество - особая пора в жизни человека, это период перехода из детства во взрослую жизнь, период становления личности. По вступлению в этот новый жизненный этап, вчерашний школьник обретает большую самостоятельность и большую ответственность. Это время самоопределения и самореализации, интересных знакомств и новых друзей. Именно в стенах университета многие открывают в себе качества и умения, о которых раньше и не подозревали. Для большинства студентов университет становится вторым домом, а студенческая группа второй семьей.

Выпускница Уральского филиала Российской академии живописи, ваяния и зодчества имени Глазунова кафедры «Дизайн архитектурной среды» Дзусова Альбина поделилась своими воспоминаниями о студенческих годах.

Почему твой выбор пал именно на специальность дизайнера?

Будет немного глупо звучать, но это судьба, стечение обстоятельств, и любовь украшать все вокруг себя.

Были ли у тебя сложности с поступлением?

Конечно, сложности были. Нехватка времени, потеря веры в достижение цели и потеря времени на восстановление этой веры, огромные нагрузки. Было такое ощущение, что держишь на своих плечах небо. Помню, я не верила, что правда поступила, и никому не рассказывала, пока мне не выдали студенческий.

Твои преставления об учебе в академии совпали с реальностью?

Нет, все оказалось намного сложнее.

Тяжело ли было покидать родной город, жить вдали от родителей?

Нет, не тяжело, я этого ждала. Мне хотелось увидеть и почувствовать большего.

Нравилось ли тебе учиться в данном учебном заведении?

Да, конечно. Замечательное учебное заведение. Когда ты находишься внутри, то ты как в своей персональной картинной галерее.

А что было самым запоминающимся в твоей студенческой жизни?

Самым ярким было посвящение в студенты. Очень яркое и радостное событие. Также запомнились часы и даже сутки, проведенные в академии над проектами и другими дисциплинами.

Были ли у тебя любимые дисциплины и преподаватели?

- Очень запомнились такие дисциплины как: сопромат, проект, начертательная геометрия, теоретическая механика, научная специализация, конструкции, философия и многие другие. Запомнились все педагоги без исключения, они все внесли огромный вклад в наши знания и характер. Я благодарна всем, нельзя конкретно кого-то выделить, потому что учебный процесс - это системный подход по формированию тебя, и в тебе от них всех есть что-то, что повлияло на тебя.

С какими сложностями пришлось столкнуться во время обучения? На каком курсе было сложнее?

Основные сложности это борьба, борьба над собой. Нужно было приложить огромные усилия в осознании перехода на новую ступень в жизни. Сложно ответить на каком именно курсе было сложнее всего. В нашей специальности каждый год приносил сюрпризы, с которыми, казалось, невозможно справиться.

Как проходила защита, волновалась ли ты?

Волнения были, без сомнения. Но в целом, это был прекрасный день. Ты увидел то, над чем работал целый год. Этот день - огромная радость.

Ты о чем-нибудь жалеешь, что не успела сделать, пока была студентом?

Буду жалеть о знаниях, которые не взяла.

Что бы ты хотела пожелать нынешним абитуриентам?

Радуйтесь знаниям и препятствиям, с которыми вы сталкиваетесь при их получении, ведь это все формирует вас как человека интеллектуального и образованного.

К сожалению, многие воспринимают учебу как нудную обязанность, а своих преподавателей как мучителей. Кто-то вовсе учится только ради получения заветных корочек, которые откроют им дорогу в жизнь. Но чтобы стать успешным специалистом важно любить свою специальность и ценить знания, которые закладывают в твою голову преподаватели. И, разумеется, для достижения этой цели не обойтись без упорства и терпения. Проведите свои студенческие годы так, чтобы не было жалко упущенных возможностей.

Итак, мы расстались недалеко от совхозных полей за Окой, где летним вечером мальчишки и девчонки танцуют под то, что им, по словам современных либеральных толкователей прошлого, было совсем не доступно и за что их могли наказать «душители свободы и ростков настоящего искусства». 😊

Такую трактовку навязывали «господа» Дибров и Веллер на канале «Ностальгия» в передаче "Рожденные в СССР". С экрана текла «правда» о том, как тяжело было припасть советскому народу к живительному западному року и попсе. Когда я был молодым и не опытным юношей, мне казалось приблизительно так же. Но:

У того, кто в молодости не был революционером, - нет сердца.

У того, кто в зрелости не стал консерватором, - нет мозгов.

Мало того, что западный рок – совсем и не столь живительная влага. Я «взалкал» его достаточно и знаю, о чем говорю. Но он в большинстве своем - и не образчик высочайшего музыкального мастерства. А заботливое государство должно подсовывать только лучшее для развития, а не оглупления, своим агнцам. Остальное любопытные несмышленыши найдут сами, как ребенок находит спрятанные от него вредные сладости или спички. И в СССР каждый желающий без особого труда находил дорогу к "запретным плодам"...

Западный рок, как и голливудское кино, – скорее, легковесный, призывно пахнущий, но вредный коммерческий поток, который захлестнет доступно, навязчиво и призывно, и незаметно смоет национальную культуру и мораль.

В «навозной куче», я подтверждаю, покопавшись и отравившись, можно иногда обнаружить и «необработанные алмазы». 😊

Сегодня же только слепой не видит, что пустоту и низменность быстренько освоили наши попсовики, ровняясь, кстати, отнюдь не на самые лучшие образчики западной музыки. По сцене бегают вечно молодые исполнители, сверкая стекляшками и привлекая внимание броской раскраской, как дамы легкого поведения. "Танцуй, пока молодой, мальчик..." - стучит в висках. А подразумевается: "после нас, хоть потоп" или вспоминается басня "Стрекоза и муравей".

А про наш рок в музыкальном смысле и сказать то нечего. Отравившись свалившейся на него "свободой", он, скорее, сдох, чем нет. В отличие от его "маститых отцов", влачащих вполне себе и не бедное, но жалкое в профессиональном смысле, существование…

Ну а я, наткнувшись в телепередаче на беспардонное искажение реалий моей молодости, решил дозвониться в прямой эфир канала "Ностальгия", где и привел некоторые подробности, на которые ведущим нечего было возразить. Замечание, что в моем институте слушать западную музыку мог каждый первый безо всяких на то усилий, несколько смутило Веллера, который не привык сталкиваться с доказательными опровержениями его точки зрения. Но его выручил Дибров, задав отвлекающий от сути вопрос. Естественно, «неправильное» мнение далее никто не собирался доносить до слушателей и меня вывели из эфира от греха подальше, сказав, что звонок сорвался.

Вернусь в середину 70-х. Лучшая музыка для меня в последних школьных классах ассоциировалась в первую очередь с ВИА "Песняры" и "Цветы". Но были и "Для меня нет тебя прекрасней", и "Как прекрасен этот мир, посмотри", отдельные песни разных исполнителей, которые записывались в "сборки" с радио и ТВ на уже распространявшиеся «бабинные» магнитофоны. Переписывались с магнитофона на магнитофон и западные записи ("Шизгару" давай!) авторов, которых толком у нас на периферии никто и не знал. Особо увлеченные потом откапывали, что звучит песня "Venus" от группы Shocking Blue. Я отлично помню, как на переносном «маге» своего знакомого услышал первый раз Демиса Руссоса и Певцов Леса Хамфри, оставивших неизгладимое впечатление, не выветрившееся даже сквозь вереницу лет. Запись у товарища появилась от Севы Новгородцева с BBC, передачи которых глушили, глушили "неумехи" КГБшники, но не заглушили.

В те времена мне доводилось бывать и в деревне каждый год. Из открытых окон соседей к моему пренебрежительному юному удивлению доносились летом частушки, народные песни из передачи «Пой, гармонь» и официальная наша и зарубежная попса (Карел Гот и другие исполнители из стран соцлагеря). Не сильно отличались музыкальные предпочтения старшего поколения и в городах, где слушали и распевали продукцию "Поющих гитар", Лещенко, Кобзона и т.д.

Кстати, позднее, выступая в городе Лениногорске в Татарии в составе студенческого ВИА, я нашел лишь подтверждение этим своим школьным наблюдениям, услышав просьбу исполнить «Барыню» на танцах, вместо Slade. Но "московским артистам" (так там воспринимали наш ансамбль) было, таки, предложено остаться на все лето, чтобы играть на танцах. 😊 Так что, большинство жителей страны с превеликим удовольствием заполняли стадионы на концертах Пугачевой и "Самоцветов", слушая магнитофонного Высоцкого и разнообразных бардов. А уж достать билеты на концерт "Цветов" в подмосковном городском театре было очень непростой задачей.

Важно помнить, что официальные певцы и музыканты советского брежневского «застоя» обладали в подавляющем большинстве явно выраженными музыкальными голосами и исполнительским мастерством. Послушайте хотя бы Ободзинского в «Золоте Маккены». А люди, которые не могут попасть в ноты в живую (Варум, младший Маликов и масса современных «исполнителей»), просто не могли появиться тогда на сцене, потому что уровень определенного качества никто не отменял в угоду деньгам и низменным вкусам.

И проблема у наших рокеров с переходом в профи зачастую возникала не за их оппозиционные режиму тексты и манеру подачи звука, а из-за недостаточного исполнительского мастерства, о чем открыто и упоминает разговорчивый Подгородецкий в своей книге.
Я в свое время был в ДК МАИ на прослушивании группы "Воскресенье" для выступления в профессионалах. Исполнялись многие известные песни. Тогда прошел слух, что их не допустили, хотя смотрелось все достаточно официозно и без рок - эпатажа...
А что же публика? А публике на танцах не очень важно, какого качества гремит музыкальный продукт, в чем я неоднократно убедился, играя в ансамбле. Толпа входила в раж лишь от того, что наш соло гитарист просто дергал рычаг "вибратто" и зал отзывался слаженным ревом, заходясь в восторге.

Так что, молодые, как и везде и во все времена, хотели нового, громкого, экспрессивного, эпатажного, необычного, будоражащего, что соответствовало состоянию и возрасту их организмов. А мода на западное проистекала и распространялась из мегаполисов к периферии, подкрепляясь обычной человеческой любознательностью. Запретность же (точнее - отсутствие популяризации с государственной стороны) этого "плода" делала его для молодых еще притягательнее. Да, и сама жизнь, ускоряясь на глазах, более соответствовала резкой ритмичной жесткой электромузыке, чем неторопливым мелодичным руладам родителей, выросшим из 19 века.

Нас, тинэйджеров, коробила зажатость и официозность сценического поведения и строгость исполнительской манеры, которые нивелировали разницу при исполнении бравурного марша, детской песенки и танцевальных ритмов. Ну, скажите, как можно, отрываясь, расслабляться, будучи одетым в галстук и тройку? Можно только чинно подрагивать и ритмично двигать ручками.

Но качество музыкального исполнения у советских профессионалов однозначно было выше подавляющего большинства советских рокеров, которые и инструментами толком не владели, зачастую не имея даже музыкальной школы в качестве образования, и голосом не обладали. Недаром у того же Макаревича в числе любимых - безголосые Вертинский и ему подобные. А когда какой-нибудь группе "Браво" надо было "забацать" сложное соло на гитаре, то привлекался джаз гитарист Бойко. 😊 Кстати, сессионные музыканты и на Западе активно используются и не только для записи альбомов.

Поступив в МИФИ, я тут же жадно окунулся в самые модные тогда музыкальные течения, свойственные и нашей и зарубежной рок-музыке.

Но только по прошествии многих лет понял, почему отец не разделял моих восторгов по поводу Deep Purple и Uriah Heep. С возрастом громкий звук начинает только раздражать, что я и обнаружил относительно недавно, делая сборки из своих любимых композиций. А молодым громкость очень часто подменяет умение и качество. Для нас же тогда новизна музыкальной агрессивной экспрессии затмевала все остальное. Наши то звучали вяло и зажато в сравнении с западными раскрепощенными группами. Особенно, если у группы был лидер с сильным харАктерным голосом и присутствовало исполнительское мастерство.

И что интересно: нет сегодня команд, сравнимых с лучшими западными рок-группами 70-х и там у них и здесь у нас. И это при полной свободе самовыражения, которая, ориентируясь на невысокие запросы толпы, заменила музыку рэпом и простейшим ритмом. В 70-е рок тянулся к сложности джаза и классики, увлекая за собой к их сложности и своих поклонников. Сегодня он опускается до уровня треньканья в городской подворотне.

А наши профессиональные группы в те времена достаточно активно пропагандировали западный рок, вкрапляя его композиции в свои концерты. Помню, в ДК "Москворечье"выступал "Аракс". Я с удивлением услышал чуть ли не целое отделение западных известных мне композиций, осознав, что экспрессия и громкость – это самое легкое и доступное, что можно воспроизвести для публики. Но самые сложные вещи самых лучших западных групп нашим особенно не давались…

А то, что люди все равно ощущают настоящее искусство и тянутся к нему, подтверждает такой случай.

Кто-то принес в институтскую общагу послушать "родной двойник" (!) рок оперы "Иисус Христос суперзвезда". Написана она была в 1970 году Эндрю Ллойд Уэббером и Тимом Райсом. "Родной" - значило тогда пластинку, даже не перепечатку вторичными фирмами, а "двойник" - два альбома по 40 минут.

Общага МИФИ в те времена состояла из пяти корпусов. В студгородке было четыре здания по пять этажей каждое. Сегодня общагу сносят и потому я немного опишу, что он представлял из себя формально. Рядом с жилыми корпусами была асфальтированная спортивная площадка и банный корпус. На первом этаже каждого жилого корпуса были буфет, "читалка", где можно было заниматься, и клубное помещение, где устраивались танцы, концерты групп типа "Сломанный воздух", "Вежливый отказ" или "Машина времени". Там же выступали поэты и известные барды. А выше жилые этажи состояли из комнат на три человека, располагавшихся с двух сторон вдоль длинного коридора, заканчивавшегося умывалками и туалетами, а посередине имевшего кухню. В комнате располагались три кровати, стол, шкаф и несколько полок. Если сравнивать с общагами других институтов, то были и лучше и хуже условия проживания студиозусов. Я же, проживал значительное количество семестров приживалкой, т.е. - четвертым. Но молодость, интересная насыщенная жизнь и интеллектуально развитые добрые друзья позволяют мне и сегодня считать то время - фантастически счастливым во всех отношениях. Хотя могу точно сказать, что среди моих знакомых есть и те, кому то время отнюдь не кажется райским.

Так вот, в одной из комнат мы расселись с товарищами и на полную мощь аппаратуры с восторгом прослушали два диска рок-оперы, не отрываясь. Сидим под впечатлением. В дверь - стук: "Мужики, что это звучало? Можно послушать?". Народ то во время нашего "концерта" ходил мимо двери и прислушивался. Естественно, настоящие "пласты" никто не известно кому давать тогда не давал из-за их большой стоимости и ценности.

Мы принесли стулья дополнительно, сделали "амфитеатр" и сами с удовольствием прослушали еще раз оперу вместе с новыми меломанами. Так что, хорошая музыка тянет к себе всех. Знаю, что и у нас были сделаны попытки на русском записать эту оперу нашими исполнителями. Но лучшего исполнения, чем на том "двойнике", творения Вебера и Райса я не слышал.

Кстати, для понимания атмосферы жизни в общаге - еще один случай. У нас в комнате "орет" музыка. Через некоторое время в паузе между песнями слышен стук в дверь. Открываю. На пороге - институтские преподаватели, проверяющие жизнь студентов в общежитии. Пытаются меня пристыдить за чрезмерно громкую музыку. Я предлагаю спросить у соседей, мешаем ли мы им. К большому удивлению соседи предлагали усилить громкость...

Есть люди, мимо которых студенчество пролетело, как неинтересный пейзаж за окном. Для меня же это – сладкий период моей жизни. Я искал причину, почему? Если коротко, то можно сформулировать так: достаточно беззаботная, свободная и интересная жизнь в общении с очень разными и не тривиальными развитыми людьми. Очень плотный для того времени поток новой и не всем доступной, особенно на периферии, информации. Тогда же интернета то не было! А тут только в самом институте на регулярной основе идут просмотры не доступных для всех фильмов, встречи с Стругацкими и выступления Градского, Егорова и Гафта. Рядом со скибатроном (электронная доска объявлений) вывешены анонсы лекций, посвященных самым спорным и передовым концепциям науки и философии. В фильме "Овечка Долли была злая и рано умерла" можно увидеть это место.

А общежитие дарит «на одну ночь» возможность прочесть еще и не изданного на русском "Хоббита" или не сильно распространенных произведений Булгакова и запретных «Москва-Петушки». Читали и Бродского в перепечатках и много еще чего… Вот так протекал досуг технаря-мифиста, если он стремился к гармоничному развитию. Никто в общаге не шманал и не отбирал запретной литературы, которая вполне имела доступ к тем, кто этого желал. А те, кому до Бродского или Толкиена было, как до лампады, - спокойно проходили мимо них и отправлялись в Москву, как мы это называли в театры или на выставки. 😊

А сейчас? Студенты, не имея стипендии, позволяющей на нее прожить, вынуждены подрабатывать. И время, которое мы тратили на развитие, развлечения и человеческое общение, сегодня тратят на заработок, который позволит получить образование и отсидку в интернете.

Да, и институт вряд ли стремится расширить кругозор своих студентов, тратя на это свои деньги, как было в пору моей молодости. Сборная МИФИ по футболу тренировалась зимой в футбольном манеже ЦСКА. В каждом общежитии имелись музыкальные комплексы и аппаратура. Приглашались известные писатели, лекторы, музыканты, выступавшие в самом институте.

Стипендия в МИФИ была 55 рублей, если было не более двух троек в сессию. Каждый, кто «отстреливал» сессию с одной четверкой и остальными пятерками, получал дополнительно 15%. Отличники – 25%. Профсоюз на достаточно регулярной основе подкидывал талоны на обед в институтской столовой. Самый дешевый обед из трех блюд в ней стоил 45 коп. В торговом центре по пути из института в общагу самая дешевая котлетка-полуфабрикат стоила 8 копеек, а килограмм картошки - 10. Правда, чтобы наесться, надо было из двух котлет сделать одну, а треть пакета картошки могла уйти в отвал из-за гнили. Но идея цены проживания вам понятна, если батон хорошего настоящего хлеба стоил 13 копеек.

Можно было при желании месяц провести в профилактории. Это корпус санаторного типа рядом с общагой и институтом и многоразовым питанием на убой. Летом, кто хотел, отправлялись рублей менее чем за 20 на смену в СОЛ «Волга». Зимой - в средмашевские дома отдыха под Москвой. Если студенту хотя бы немного помогали родители (мне давали на питание еще 15 рублей, а некоторым – до 100), то жизнь в общаге, которая обходилась около 3 рублей, превращалась в сказку без конца. Только надо было миновать сессию. А некоторые, не желая заканчивать институт даже устраивали фиктивный «академ». 😊 Был у меня знакомый, который умел температуру поднимать. Лег в больницу и, таки, пролежал там положенное время, чтобы "учиться" в институте еще год.

А в общаге жизнь била ключом. В газете МК тогда рассказали о первом музыкально-литературном клубе, открывшемся в общежитии МИФИ. У нас уже при каждом корпусе были такие клубы с массой отделений по интересам. Имелась и высококлассная и достаточно дорогая по тем временам аппаратура. Как я уже сказал, приезжали поэты, писатели, барды, рок-группы. В таких условиях учиться было непросто. Ведь еще никто не отменял девчонок и спорт. 😊

В первый год я попал в вокально инструментальный ансамбль (ВИА). Группа создана была более старшими ребятами, которые меня познакомили с преферансом, отголосками дедовщины и «пластами» рок-групп. Заинтересовавшись западной музыкой, узнал многих, приторговывавших фирменными виниловыми дисками, стоившими от 25 рублей до 100 в зависимости от состояния, качества фирмы и т.д. Естественно, в институте была толкучка дисков, которую периодически слегка шманали оперотрядники. Была такая организация, чем-то отличавшаяся от добровольной народной дружины (ДНД). Чем – уже не помню, хотя позже в ней состоял. 😊

Но при этом на танцах мы исполняли и Queen и Карела Гота, и Deep Purple и «В городском саду играет духовой оркестр»…

В МИФИ проходили конкурсы ВИА. На одном из них председательствовал известный руководитель джаз-рок группы «Арсенал» А. Козлов. Наша группа отличилась тем, что исполнила Баха в рок аранжировке.

А уже года с 76го в каждом корпусе общаги танцы сменились дискотеками, программа которых фактически состояла только из западной музыки… Мы опять упираемся в проблему «крикливости» меньшинства, которому всегда предоставляется сегодня у нас слово, с чего я начал эту часть воспоминаний. И у слушателей создается ощущение, что в СССР все было именно так, как рассказывают либералы и антисоветчики, оккупировавшие трибуну. На самом деле увлечение Западом не касалось большинства населения, которое вполне себе удовлетворялось своими песнями, своей одеждой и своими примочками. Смотрите, что большинство сегодня, когда музыкальных ограничений нет, слушает? И это - отнюдь не западный рок.

Скорее можно сказать, что народ смотрел на чрезмерных модников или любителей западной музыки, как на слегка сдвинутых чудиков. Недаром, когда вышли диски Пугачевой «Женщина, которая поет» и Тухманова «По волнам моей памяти», когда появились антоновские песни «Мечта», «Снова месяц взошел на трон», то звучали они чуть ли не из каждого окна общаги, в отличие от какого-нибудь нашумевшего в те времена среди меломанов диска "Queen" или "Pink Floyd". Завершением музыкальных воспоминаний расскажу детективно-партийную историю, приключившуюся у нас в общаге.

С тыльной стороны корпуса стояли мусорные баки (там, где стрелочка 😊).

Наша тяжелая институтская юность.

Кто-то случайно увидел рядом с баками прикрытую тряпками музыкальную аппаратуру. Устроили засаду. Попался студент, один из партийных боссов. Дело решили не раздувать. Парня выставили из партии и выгнали из института. А аппаратуру из клуба нашего корпуса вернули на место.

Скрываясь от КГБ, пародируем одну обложку западного диска.

Обратите внимание на вот эту старую фотку, где пародируется обложка западной пластинки. Разве это не доказывает,что мы тогда не могли слушать западный рок? 😊

Мой товарищ (Володька, царствие ему…), с которым играли в футбол, был после армии и подготовительного отделения назначен комсоргом потока (факультет делился на два потока и несколько групп по 20-30 человек в каждом).

А сначала все студенческие должности официального характера старались распределить среди бывших армейцев, подразумевая, что они – старше, серьезнее и дисциплинированнее. И эти ребята были уже хоть немного, но знакомы институтской администрации по подготовительному отделению, на которое и попадали из армии те, кто хотел учиться в МИФИ. А Володя подбирал людей уже по своим предпочтениям и сказал мне: давай попробуем делать живые реальные дела, а не заниматься пропагандистской ерундой, чтобы отсечь политиканов и коньюнктурщиков. А ты, мол, будешь поднимать спорт на потоке, а не бумажки перекладывать. Я согласился с детско-юношеским идеализмом и задором. Идеализм и задор, напоровшись на пару-тройку заседаний поточного бюро, сдулись у меня и Володи, как проколотая камера. Другие члены бюро шли, наверное, с другими целями и задачами или были покрепче характером. Недаром одна дама сегодня добралась до Госдумы и руководства Общественного Фронта и мелькает периодически в зомбоящике.

Активисты, с которыми я столкнулся, в большинстве своем говорили на каком-то другом формально-газетном не очень доступном мне языке. Мне не удалось установить взаимопонимания с теми, кто видел общественную работу, как лестницу для роста. Хотя допускаю, что всему виной было мое неумение и нежелание заниматься оргработой, как ее понимал институтский комсомол. Так что, вскоре я «забил» на свою комсомольскую нагрузку…

Прошел год. Всех зазвали на комсомольское собрание, которое специально устраивалось между поточными общими лекциями, чтобы никто не разбежался. Сидим мы с товарищами на галерке и о чем-то «трем», как сегодня говорят. Вдруг мне предлагают прислушаться, т.к. мою фамилию всуе склоняют. Слышу, что работу спорторга оценили неудовлетворительно и вывели меня из поточного бюро. Вот и вся репрессия за почти годовое манкирование комсомольскими делами. С тех пор я больше не выдвигался на передовые рубежи комсомольской работы, ограничиваясь, как и большинство, нагрузкой для «галочки».

Студенты «мужеска пола», не имевшие более серьезных общественных нагрузок, которые формально в то время иметь было надо обязательно, выбирали между ДНД (добровольной народной дружиной), члены которой с сотрудниками милиции (или без) патрулировали улицы, и оперотрядом. Я выбрал «отряд», потому что он занимался охраной порядка на различных интересных культурных мероприятиях в институте с приглашением известных гуманитариев. Мне показалось, что попадать туда – хороший бонус к осмотру чердаков института на предмет, нет ли там свидетельств каких-то противоправных сборищ. И это - точно интереснее, чем просто дежурить на улицах дружинником.

Помню, как формально и с минимальной потерей времени проходили комсомольские собрания в моей учебной группе института. Актив группы: комсорг, староста и профорг старались собирать народ только в привязке ко времени занятий, объединив поводы, выплывавшие периодически по профсоюзной, административной или комсомольской линиям. Так что, тяжесть давления партии на наши критиканствующие умы совсем не была обременительной. Вот, к примеру, я никогда не был на майской и ноябрьской демонстрациях в Москве, хотя народ как-то отбирали на подобные мероприятия. Зато один раз встречал какого-то официального зарубежного деятеля в рядах, махающих флажками дружбы.

Продолжение следует…