Рассказы на ночь взрослым читать. Красивые короткие сказки на ночь

Недавно нашла книжку у родителей, автор А. Н. Афанасьев 1992 года. книга называется " Русские заветные сказки только для взрослых, только для мужчин" Девченки ради любопытства заглянула туда и зависла на час))))) Так я не смеялась уже давно! Эти сказки можно смело отправлять в 100500 Суть в том, что они пошлые, но смешные... вот вам одна из них...

СОБАКА И ДЯТЕЛ

…Стала баба ловить дятла и поймала-таки, и посадила под решето. Приехал домой мужик, хозяйка его встречает.

Ну, жена, - говорит он, - со мной на дороге несчастье случилось.

Ну, муж, - говорит она, - и со мною несчастье!

Рассказали друг дружке всё как было.

Где же теперича дятел? Улетел? - спросил мужик.

Я его поймала и под решето посадила.

Хорошо же, я с ним разделаюсь, съем его живого!

Открыл решето и только хотел взять дятла в зубы - он порхнул ему прямо в рот живой и проскочил головою прямо в жопу. Высунул из мужиковой жопы голову, закричал:

Жив, жив!

Видит мужик, что беда, и говорит хозяйке:

Возьми-ка полено, а я стану раком, как только дятел высунет голову, ты его хорошенько и огрей поленом-то!

Стал раком, жена взяла полено, и только дятел высунул голову - махнула поленом, в дятла не попала, а мужику жопу отшибла. Что делать мужику, никак не выживет из себя дятла, все просунет голову из жопы, да и кричит:

Жив, жив!

Возьми-ка, - говорит он жене, - острую косу, а я опять стану раком, и как только высунет дятел голову-ты и отмахни её косою.

Взяла жена острую косу, а мужик стал раком. Только высунула птица голову, хозяйка ударила косою, головы дятлу не отрезала, а жопу мужику отхватила. Дятел улетел, а мужик весь кровью изошёл и помер.

И еще одна))))))

БОЯЗЛИВАЯ НЕВЕСТА

Хранители сказок | Русские заветные сказки Афанасьева Александра Николаевича

Разговорились промеж собой две девки:

Как ты, а я, девушка, замуж не пойду!

А что за неволя идти-то! Ведь мы не господские.

А видала ль ты, девушка, тот струмент, каким нас пробуют?

Видала.

Ну что же - толст?

Ах, девушка, право, у другого толщиною будет с руку.

Да это и жива-то не будешь!

Пойдём-ка, я потычу тебя соломинкою - и то больно!

Поглупей-то легла, а поумней-то стала ей тыкать соломинкою.

Ох, больно!

Вот одну девку отец приневолил и отдал замуж. Оттерпела она две ночи и приходит к своей подруге:

Здравствуй, девушка!

Та сейчас её расспрашивать, что и как.

Ну, - говорит молодая, - если б я знала-ведала про это дело, не послушалась бы ни отца, ни матери. Уж я думала, что и жива-то не буду, и небо-то мне с овчинку показалось!

Так девку напугала, что и не поминай ей про женихов.

Не пойду, - говорит, - ни за кого, разве отец силой заставит, и то выйду ради одной славы за какого-нибудь безмудого.

Только был в этой деревне молодой парень, круглый бедняк. Хорошую девку за него не отдают, а худой самому взять не хочется. Вот он и подслушал ихний разговор. «Погоди ж, - думает, - мать твою так! Улучу время, скажу, что у меня кляпа-то нет!»

Раз как-то пошла девушка к обедне, смотрит, а парень гонит свою худенькую да некованую клячу на водопой. Вот лошаденка идёт-идёт, да и споткнётся, та девка так смехом и заливается. А тут пришлась еще крутая горка, лошадь стала взбираться, упала и покатилась назад. Рассердился парень, ухватил её за хвост и начал бить немилостливо да приговаривать:

Вставай, чтоб тебя ободрало!

За что ты её, разбойник, бьёшь? - говорит девка.

Он поднял хвост, смотрит и говорит:

А что с ней делать-то? Теперь бы её еть да еть, да х*я-то нет!

Как услышала она эти речи, так тут же и уссалась от радости и говорит себе: «Вот Господь даёт мне жениха за мою простоту!» Пришла домой, села в задний угол и надула губы. Стали все за обед садиться, зовут её, а она сердито отвечает:

Не хочу!

Поди, Дунюшка! - говорит мать. - Или о чем раздумалась? Скажи-ка мне.

И отец говорит:

Ну что губы-то надула? Может, замуж захотела? Хошь за этого, а не то за этого?

А у девки одно в голове, как бы выйти замуж за безмудого Ивана.

Не хочу, - говорит, - ни за кого; хотите - отдайте, хотите - нет за Ивана.

Что ты, дурища, взбесилась али с ума спятила? Ты с ним по миру находишься!

Знать, моя судьба такая! Не отдадите - пойду утоплюсь, не то удавлюсь.

Что будешь делать? Прежде старик и на глаза не принимал этого бедняка Ивана, а тут сам пошёл набиваться со своею дочерью. Приходит, а Иван сидит да чинит старый лапоть.

Здорово, Иванушка!

Здорово, старик!

Что поделываешь?

Хочу лапти заковыривать.

Лапти? Ходил бы в новых сапогах.

Я на лыки-то насилу собрал пятнадцать копеек; куда уж тут сапоги?

А что ж ты, Ваня, не женишься?

Да кто за меня отдаст девку-то?

Хочешь, я отдам? Целуй меня в самый рот!

Ну и сладили. У богатого не пиво варить, не вино курить; в ту ж пору обвенчали, отпировали, и повёл дружка молодых в клеть и уложил спать. Тут дело знамое: пронял Ванька молодую до руды, ну да и дорога-то была туды! «Эх я, дура глупая! - подумала Дунька. - Что я наделала? Уж ровно бы принять страху, выйти бы мне за богатого! Да где он кляп-то взял? Дай спрошу у него». И спросила-таки:

Послушай, Иванушка! Где ты х*й взял?

У дяди на одну ночь занял.

Ах, голубчик, попроси у него ещё хоть на одну ночку.

Прошла и другая ночь; она опять говорит:

Ах, голубчик, спроси у дяди, не продаст ли тебе х*й совсем? Да торгуй хорошенько.

Пожалуй, поторговаться можно.

Пошёл к дяде, сговорился с ним заодно и приходит домой.

Ну что?

Да что говорить! С ним не столкуешься, 300 рублёв заломил, эдак не укупишь; где я денег-то возьму?

Ну сходи попроси взаймы ещё на одну ночку; а завтра я у батюшки выпрошу денег - и совсем купим.

Нет уж, иди сама и проси, а мне, право, совестно!

Пошла она к дяде, входит в избу, помолилась Богу и поклонилась:

Здравствуй, дядюшка!

Добро пожаловать! Что хорошего скажешь?

Да что, дядюшка, стыдно сказать, а грех утаить: одолжите Ивану на одну ночку ху*ка вашего.

Дядя задумался, повесил голову и сказал:

Дать можно, да чужой х*й беречь надыть.

Будем беречь, дядюшка, вот те крест! А завтра беспременно совсем у тебя его купим.

Ну присылай Ивана!

Тут она кланялась ему до земли и ушла домой. А на другой день пошла к отцу, выпросила мужу 300 рублей. И купила она себе важный кляп.

В самом начале декабря у меня неожиданно выдалась пара свободных от работы недель, и я решала побывать на Родине, навестить родных и друзей. Билет на самолет за день до вылета – это лотерея, но мне повезло купить едва ли не последний билет на рейс «Лондон – Москва» с одной остановкой в Риге. Незначительный, по сути, транзитный нюанс меня порадовал отдельно. Просто когда-то в юности Рига казалась мне, уроженке Советского Союза, сказочным городом, где живут самые прекрасные женщины на свете. Мне уже давно не пятнадцать, а отношение к этому городу осталось по-прежнему светлым. Я предвкушала увидеть давнюю мечту хотя бы с высоты птичьего полета, но, увы, погода не позволила полюбоваться видом из иллюминатора самолета. Густые, тяжелые снежные облака скрыли город, и только изредка мне удавалось увидеть обледеневшую латвийскую землю.

В зале ожидания пассажиров, летящих в Домодедово, ждало неприятное известие: все вылеты в Москву задержаны на неопределенное время из-за снежной бури – посадка будет невозможна. Переговорив с сотрудницей аэропорта и убедившись, что мой рейс отложен как минимум до завтрашнего полудня, я решила снять номер в одной из местных гостиниц и вместо унылого, изматывающего ожидания «на чемоданах» погулять по заснеженной красавице- Риге. Ну, здравствуй, мечта моя!

Я поселилась в уютном отеле в самом сердце Риги, неподалеку от старинной церкви св. Иоанна. После бодрящего душа, я пересмотрела содержимое сумки, которую взяла с собой в самолет. Какое счастье! Вместе с фотоаппаратом и телефоном там были джинсы и теплый вязаный свитер, перчатки и платье, которое я решила взять в последний момент, уже упаковав большой чемодан. Отлично, можно вечером пойти в ресторан отеля, ну а пока вперед – на старинные улицы Риги!

Лифт спускался вниз, в холл отеля. Я вошла в кабину, мельком взглянув на свое отражение в зеркальной панели: нет, все – таки я очень хороша сегодня! Краем глаза заметила и отражение своего спутника, высокого, статного мужчины с пепельными волосами, одетого в добротное, защитно-зеленого цвета пальто. Довольная собой и тем, как удачно складывается путешествие, я повернулась и, по европейской привычке последних лет, сдержанно - вежливо улыбнулась своему спутнику.
- Сегодня довольно холодно, Вы не считаете? – любезно отозвался он.

Мое сердце пропустило удар. Если бы меня вдруг обдали жидким азотом, вряд ли бы получился больший эффект. Я стояла лицом к лицу с человеком, встреча с которым была невозможна ни при каких обстоятельствах, тем более вот так случайно, в стране, где мы оба лишь гости на короткое время. Я смотрела в эти незабываемые серо- зеленые глаза и молчала. Был ли передо мной Бьёрн Ларсен из плоти и крови или его призрак? Лифт остановился, и его дверцы распахнулись. Я рванулась прочь на волю, на воздух.
- Хелена, подожди! Ты не узнаешь меня?– он бросился за мной вслед.

У меня было лишь мгновение, чтобы глубоко вздохнуть, «надеть» на себя вежливую улыбку и повернуться лицом к своему Прошлому.
- Добрый день, господин подполковник. Я не была уверена, что это Вы собственной персоной.
- Теперь уже полковник, - поправил он меня с легкой улыбкой.
- Поздравляю с повышением.
- Что ты делаешь в Риге?
- Коротаю время, жду свой рейс. А ты?- Я откровенно рассматривала такое родное для меня лицо: морщинок возле глаз стало больше со дня нашей последней встречи, складки у рта проявились глубже, суровее, и виски уже хорошо посеребрены сединой…
- Сегодня закончился подготовительный этап совместных учений, и теперь у меня пара дней отпуска, хочу посмотреть Ригу перед возвращением в Амстердам.
- Понимаю. А почему в Амстердам, а не Копенгаген?
- Сейчас я живу в Голландии, подписал долгосрочный контракт с Академией.

Мы стояли посреди гостиничного холла, на пути у людей и багажа, и Бьёрн положил свою руку мне на плечо, увлекая в сторону. Меня будто обожгло, не смотря на несколько слоев одежды.

Расскажи о себе, Лена, - он произнес мое имя так, как меня зовут родные и друзья, как когда-то называл меня и он.
- У меня все хорошо, - сказала я коротко. – Ты прости, но у меня мало времени - не успею все посмотреть, нужно идти.
Инстинкт самосохранения велел исчезнуть немедленно, а сердце ныло и молило задержаться хоть на пару минут.
- Думаю, нам с тобой по пути. Я ведь тоже здесь ничего не знаю. Давай погуляем вместе,- предложил Ларсен с присущим ему, неподвластным времени, обаянием. В некотором смысле ничего не изменилось, он по-прежнему имел надо мной необъяснимую власть. Проклиная свое малодушие, я послушно пошла за Бьёрном сдавать ключи от номера.

Мы вышли на заснеженную старинную площадь. Хотя было только начало декабря, город уже жил предвкушением Рождества. У витрин магазинов, на улицах и бульварах – везде царило предпраздничное оживление. То тут, то там нам по дороге попадались стайки детворы, шумные, звонкоголосые, играющие в снежки или лепящие снежную бабу. Молодежь собиралась парочками или компаниями возле кафешек и кинотеатров, степенно гуляли по набережной взрослые… Залитая огнями, вечерняя Рига была ослепительно красива.

Как дела у Анни? – спросила я Бьёрна о его дочери.
- Как ты и говорила, профессиональной пианисткой ей не быть. Но она – умница, хорошо учится и теперь мечтает стать адвокатом, как ее мама, - в его голосе звучала гордость. – С тех пор, как я живу и работаю в Голландии, видимся с ней реже, чем я хотел бы, но регулярно.
- Она – замечательная девочка, Бьёрн.
- Анн по-прежнему играет для собственного удовольствия и чтобы порадовать меня. Даже запись прислала недавно. Она не забыла тебя, Хелена.

А ты? – хотелось спросить мне. - Помнишь ли ты, как благодаря урокам музыки твоей дочери мы познакомились?

Три года назад.

В то время я жила в Копенгагене, была довольно известной концертирующей пианисткой и дополнительно занималась с талантливыми ребятами у себя на дому. Анни Ларсен была одной из моих любимиц, хотя я и не сторонница фаворитизма. Естественно, я была знакома с обоими родителями девочки, но чаще она приезжала с папой. Если он завозил ее ко мне, возвращаясь со службы, то был одет в военную форму с офицерскими знаками отличия. Высокий и статный, подполковник Ларсен всегда излучал какую-то особую уверенность и мгновенно вызывал расположение к себе. Анни очень гордилась отцом, и оба безусловно обожали друг друга.

По расписанию ее уроки были дважды в неделю; как-то однажды Бьёрн приехал без дочери: девочка простудилась и осталась у матери на несколько дней. Маленькие ученики часто делятся тем, что у них на душе, и поэтому я знала, что родители Анни расстались больше года назад, и она живет на два дома, как и многие ее друзья. Извинившись, что он забыл позвонить и предупредить меня, Бьёрн – в качестве компенсации за потерянное время, наверное – предложил выпить с ним кофе. Не в моих традициях выходить в люди с родителями учеников, но он хотел поговорить со мной об успехах дочери, и я предложила ему побеседовать - и заодно уж выпить кофе - у меня дома, пока не придет следующий ученик.

Мы провели сорок минут вместе, начав с разговора об Анни и ее игре, и как-то незаметно перешли на отвлеченные темы. Вскоре после этого был мой день рождения, о чем Бьёрн, видимо, узнал от дочери, и совершенно неожиданно для меня приехал вечером с прекрасным букетом белых роз и приглашением на ужин… Вот так и начался наш с ним роман, волшебный, и увы, недолгий, но навсегда изменивший мою жизнь.

Я влюбилась в Бьёрна Ларсена, как девчонка. В свои двадцать пять лет я жила музыкой и только ею. Моя жизнь за рубежом, вдали от родных и друзей, которые говорят и думают на одном с тобой языке, была почти монашеской, наполненной служением лишь одному божеству – Искусству. И вот в ней появился он, мужчина, которым я безмерно восхищалась за его мужество, за силу духа, за острое чувство справедливости и порядочности, что в наше смутное время встречается нечасто... Кроме того, я никогда раньше не знала такого фантастического притяжения. Стоило мне услышать его голос по телефону, как мое сердце немедленно начинало биться в сумасшедшем темпе, а что со мной творилось, когда он появлялся рядом, даже невозможно описать словами. Всё то, интимное, что я пережила с немногими до него, поблекло, потеряло всякое значение

Где бы мы ни были вместе, что бы мы не делали – готовили ли ужин, или гуляли возле знаменитой Русалочки Эриксена, или слушали оперу в Operaen pа Holmen – казалось, что все его слова и действия - прелюдия к любовным утехам. Наша первая ночь с ним открыла мне целый мир никогда раньше не изведанных ощущений. Он чувствовал меня безошибочно, раз за разом смещая границы дозволенного, выстроенные в моем сознании. Для Бьёрна в сексе не было ничего предосудительного, постыдного, запретного. Он помогал мне познать мое собственное тело и учил, как довести его до максимального пика наслаждения. Во мне проявилась небывалая для меня сексуальность, смелость, даже дерзость. Мы занимались любовью не только в постели, но и на столе в моей кухне, в его гостиной, в ванной, в автомобиле, укрывшись в уединенной бухте …

Я светилась от счастья, вдохновение переполняло меня, что не могло не сказаться на моей игре – одновременно с любовью я переживала бешеный взлет своей популярности и признание в музыкальной среде.

В общем, ничто не могло подготовить меня к новости, которую Бьёрн принес одним весенним вечером: через три недели их группу отправляют в Афганистан в составе контингента сил содействия безопасности.
На шесть месяцев…
На реальную войну…

Нам оставалось еще двадцать дней счастья быть вместе, но это счастье было смешано с болью осознания скорой, неотвратимой разлуки. Бьёрн говорил, что мы пройдем это испытание, что интернет доступен на базе, и, мы будем на связи друг с другом, что нам нужно пережить и перетерпеть данные обстоятельства, и мы вновь будем вместе. Задания в боевых точках выполняются постоянно, хотя и не всегда он вне дома на такой длительный срок. Я соглашалась с его аргументами, да и что мне оставалось делать? Таковы были его жизнь, его долг. А мне, подобно тысячам других женщин по всей Земле, выпало нести нелегкую ношу, политую слезами одиночества, пересыпанную надеждой и молитвами - участь любящей женщины, ждущей своего мужчину с непонятной ей войны.

Бьёрн улетел в Афганистан в конце мая. Первые недели лета для меня были окрашены серой тоской по нему. Я нетерпением ждала каждое письмо, порой не в силах заснуть до глубокой ночи, перебирая распечатки электронной почты и фотографии, вспоминая его глаза, слова, прикосновения … Я до предела загрузила себя работой, надеясь, что чем меньше будет времени для себя, тем быстрее наступит ноябрь, срок возвращения Бьёрна домой.

К концу июля наступил предел моих физических сил, и я стала чувствовать постоянную усталость, слабость и даже, временами, тошноту. Я потеряла сознание прямо после урока с одним из своих учеников, и его перепуганная мать вызвала скорую. Доктор участливо задавала мне вопросы во время осмотра, а потом деликатно спросила, не могу ли я быть беременна… Немного позднее, в тот же вечер сделав тест, я смеялась и плакала, увидев те самые две полоски. Похоже, моя небольшая весенняя простуда свела на нет действие контрацептивных таблеток, причем, в круговерти бесконечных концертов, я даже не обратила внимания на отсутствие «женских дней».

Я не знала, как сообщить эту новость любимому. Письма приходили все реже, он ссылался на сумасшедшую занятость и напряженную ситуацию в регионе, стал отстраненнее и холоднее. Я объясняла это усталостью и постоянными перегрузками, вздрагивала и бежала к телеэкрану, как только в вечерних новостях произносили слово - заклинание «Афганистан», ждала и верила, что все будет между нами по-прежнему, как только Бьёрн вернется домой – ко мне, и тогда я расскажу ему о ребенке.

Весь август я провела в терзаниях из-за его молчания. За месяц я получила лишь два коротких, сухих послания. Проклиная войны всех времен и мучавший меня токсикоз, я часами просиживала в интернете, читая все, что только было доступно про события в регионе. Изматывающее ожидание стало моим привычным состоянием… Все, что я могла позволить себе, на правах учительницы, спросить у Анни Ларсен про ее папу, я знала и так с ее слов: звонил, здоров, думает про нее, любит…

В сентябре Анни перестала со мной заниматься музыкой, с упоением переключившись на новое хобби. Мои письма Бьёрну оставались без ответа.
Я была почти на седьмом месяце беременности, когда в конце осени подполковник Ларсен вернулся домой. Отмучившись еще целых две недели, я, как перед прыжком в бездну, дрожащими пальцами набрала на мобильном заветный номер. Бьёрн долго не отвечал, а потом перезвонил сам и чужим голосом сказал, что нам не стоит встречаться.

С сердцем, разбитым на мелкие осколки, я улетела домой, на родину, к маме.

Три года спустя.

И вот каким-то непостижимым образом жизнь опять свела нас с ним вместе. Казалось, я провалилась в безвременье, или же сплю на яву и вижу фантастический сон. Мы бродили по заснеженным улицам, любовались городом, я сделала десятки снимков местных красот – и, вроде бы как заодно, несколько раз сфотографировала Бьёрна. Где-то среди этих кадров были те, которые по нашей просьбе сделал случайный прохожий, запечатлев нас с полковником Ларсеном вдвоем. Хоть что-то останется у меня на память об этой встрече. Потом мы пили восхитительный шоколад в маленьком кафе в «Лидо» и говорили... говорили…

Я хочу извиниться перед тобой, Лена,- произнес Бьёрн, мягко сжимая мои пальцы в своей ладони, как только официантка принесла наш заказ.
– Я очень виноват, объяснить мое поведение непросто, но я все же попробую.
- Едва ли здесь есть, что обсуждать. - Я аккуратно высвободила свою руку и спрятала ее на коленях.
- Прошу тебя, дай мне шанс сказать. Я знаю, много воды утекло за три года, но ты должна знать, что я глубоко раскаиваюсь в своем поступке по отношению к тебе. Когда мы встретились, я не искал серьезных уз, незадолго до того развелся и знал, что предстоит долгая миссия на Среднем Востоке. Но я потерял голову из-за тебя, воспользовался твоей влюбленностью, твоей наивностью …
- Неужели? – холодно спросила я между мелкими глотками обжигающе горячего шоколада. От слов Бьёрна меня бил озноб.
- Ты много для меня значила тогда, но оказалось невозможным сохранить наши отношения среди афганской реальности. Тяжелые были времена. Не все мои друзья вернулись… Я начал злоупотреблять спиртным… Когда жизнь вернулась в нормальное русло, я уже не смог тебя найти, - пальцы Бьёрна коснулись моих волос, нежно скользнули по щеке.
- Твой телефон не отвечал, письма отправлялись в никуда, в твоем доме поселились какие-то люди, импресарио сказал только, что ты разорвала контракт и уехала в неизвестном направлении… - Голос Бьёрна печально затих. – Спустя некоторое время я встретил Ульрику, уже год мы женаты…

Я не знала, что ответить. Прошлое вновь встало передо мной грустным призраком. Я несколько мгновений собиралась с мыслями.
- Если тебе нужно мое прощение, я даю тебе его. Но давай больше не будем говорить о прошлом – слишком больно.

А как ты живешь сейчас, Лена? – Бьёрн держал в руке изящную чашку из тонкого фарфора, а я смотрела на его пальцы. Музыканты всегда обращают на руки больше внимания, чем другие люди. Руки этого мужчины были сильные, надежные, заботливые для тех, кого он одарил своей любовью. Они же, привычные к оружию и рукопашной схватке, таили в себе смертоносную опасность для врагов. Теперь на одном из пальцев поблескивало обручальное кольцо – символ нашей окончательной разлуки. Я никогда не умела ловко врать, а сейчас, взбудораженная нашей встречей, под его цепким взглядом опытного военного аналитика, я и вовсе чувствовала себя неуверенно. Я боялась случайно обмолвиться о том, о чем полковнику Ларсену не следует знать.
- Ну, я на некоторое время ушла со сцены, сконцентрировалась на преподавании.
- Да, дочь говорила, мол, странно, что нет объявлений о твоих выступлениях.
- У меня в начале января будут концерты в Лондоне и в Копенгагене. Страшновато возвращаться после такого перерыва.
- Я уверен, что ты справишься лучшим образом,- тепло улыбнулся мне Бьёрн, как когда-то в прошлом, когда я волновалась перед очередным серьезным концертом.
Мое сердце словно сжали в тиски. Ах, если бы он только знал, что в то самое лето я уже носила под сердцем его дитя! Если бы только можно было все вернуть назад!..

Мы вернулись в отель поздним вечером. Забирая у портье ключи, я подумала, что вот и наступил миг прощания. Мне стоило огромного труда спокойно пожелать Бьёрну всего доброго и, улыбнувшись, как старому знакомому, плотно закрыть за собой дверь своего номера. Я не знала, сколько времени я стояла неподвижно, прижавшись спиной к двери, и слезы струились по моему лицу. Так больно мне не было со времени нашего разрыва.

Неожиданно раздался негромкий стук за моей спиной. Думая, что это горничная, я наскоро вытерла глаза и открыла дверь. На пороге с моей фотокамерой в руках стоял полковник.
- Твой фотоаппарат остался у меня..., - начал Ларсен, но увидев мое состояние, он, не закончив предложение, мгновенно переступил порог, решительно притянув меня в свои объятия. – Ну что ты, девочка моя, не плачь.

Эти слова, которые я не надеялась услышать уже никогда в жизни, стали последней каплей. Спрятав лицо на плече Бьёрна, я позволила своей тоске выплеснуться в отнюдь не красивых, как в кино, слезах. Я чувствовала, как его руки ласкают мои волосы, плечи, и меня с головой захлестнул шторм эмоций. Зная, что Бьёрн остановит меня, я все же бесстыдно, отчаянно прижалась губами к его губам. Но, вопреки всему, он не отстранился. Мы целовались так, как будто завтра не наступит никогда, лихорадочно срывая друг с друга одежду, и ничто больше не могло нас сдержать. Я не могла думать ни о чем, кроме невыносимого желания прижаться всем телом к его телу, ощутить его силу и слиться с ним без остатка. Если моя плоть сгорала от страсти, то душа моя была на дороге в рай. Про ад я подумаю завтра.
Я следовала за Бьёрном по выбранному им пути. Отдавая и принимая ласки, отвечая ударом на удар, подчиняясь и требовательно переходя в наступление, я словно взбиралась выше и выше в гору, пока мы оба не провалились в сладкую бездну. И потом, бессильно раскинувшись рядом с Бьёрном на смятых простынях, рука к руке, сердце к сердцу, едва дыша, я из последних сил боролась со сном, чтобы насладиться волшебными моментами близости с ним, видеть, как он спит, слушать его дыхание…

На рассвете, изо всех сил стараясь не разбудить Бьёрна, я натянула на себя одежду, взяла свою сумку и, задержавшись на одно долгое мгновение возле постели, чтобы запечатлеть в памяти образ любимого мужчины, вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

Оплатив счет за проживание, я торопливо устремилась к припаркованным у отеля такси. «В аэропорт, пожалуйста», - попросила я водителя, отдавая ему свой багаж. По пути я не замечала ничего вокруг, гляди лишь на расстилавшееся перед автомобилем полотно дороги. Мои глаза были сухи. Я была опустошена, лишь где-то на донышке души плескалась грусть. Я была намерена жить дальше, не мучаясь вопросами, что произошло с Бьёрном после миссии в Афганистане летом две тысячи девятого. Как бы мне не хотелось быть с ним, этот мужчина теперь принадлежит другой женщине, у которой я и так, без стыда и совести, украла сегодняшнюю ночь. Такая ночь принадлежала мне по праву еще до того, как Ульрика появилась в жизни Бьёрна. Но на этом все заканчивается, на этот раз действительно заканчивается.

Я приехала в аэропорт задолго до нужного времени, так что пришлось занять место в зале ожидания и достать из сумки книгу. По крайней мере, скоро я уже буду в самолете, на пути к сыну, который был у моих родителей, пока я была занята подготовкой лондонского январского концерта. Я ужасно соскучилась по своему малышу, а сейчас, после встречи с его отцом, я нуждалась в крепких объятиях маленьких ручек больше, чем когда-либо.

Время летело незаметно. Я уже готовилась к регистрации, когда неожиданно услышала по громкоговорителю свое имя и просьбу подойти стойке справочного бюро. В недоумении я быстро прошла к указанной точке и увидела одиноко стоящего у пластиковой колонны полковника Ларсена.
- Бьёрн? Ты почему здесь?- сказать, что я была удивлена - ничего не сказать.
Казалось, что он хотел взглядом, как лезвием бритвы, разрезать меня на части.
- Во-первых, ты исчезла, не сказав ни слова. Хелена, ты мне ничего не хочешь объяснить? – в голосе Бьёрна звучал металл.
Я уловила угрозу, исходящую от него, но в своем сегодняшнем состоянии, не дрогнув, спокойно ответила, что мне нечего сказать. Да и зачем?
- Во - вторых, это ты как объяснишь???
Кипя от обуревавших его эмоций, он достал из кейса... мою фотокамеру.
Совсем забыла про нее! Наверняка она осталась в номере под сброшенным на пол покрывалом. Бьёрн не отдал мне фотоаппарат, а стал доставать его из футляра. Тут мое сердце словно оборвалось, я догадалась, что он просматривал файлы, а там кроме вчерашних рижских снимков были фотографии моего – нашего - сына! Так и есть, он показал мне первый кадр с мальчиком.

Нет сомнений, что это твой ребенок. – Он не спрашивал, а словно обличал меня во всех грехах. – Здесь недавняя дата. Сколько ему сейчас? Не отвечай. Я помню, как выглядела Анни в три года. Но ведь они так похожи с ней!!! Хелена, объясни мне, как такое может быть!
На нас стали оборачиваться окружающие нас люди. Бьёрн же ничего и никого не замечал.
- Когда родился ребенок?- процедил он сквозь стиснутые зубы.
- В конце января две тысячи десятого…
Бьёрн схватился за голову.
- Как, ну как ты могла мне не сказать, Лена???
- Когда я узнала, что беременна, ты уже стал холоден ко мне, редко писал… Потом стало еще хуже… И не ты ли сказал мне после возвращения, что нам не надо встречаться? – тут уже я повысила голос. Бьёрн стал белее белого.
- Почему ты не сказала вчера? Даже этой ночью не сказала ни слова! А если бы я так и не увидел эти кадры…
- Ты бы вернулся домой к своей жене, - холодно закончила я за него.- Как ты и сделаешь. А у нас с сыном своя жизнь.
- Неужели? – иронично усмехнулся Бьёрн. – Ты совсем не знаешь меня, если можешь даже предположить такой расклад.
- И что же ты предлагаешь? – похолодела я, зная, как он относится к детям, к своим детям. Бьёрн провел рукой по своим волосам.
- Я пока не могу сказать наверняка. Нужно подумать, как лучше поступить.
- Ну, вот когда подумаешь, тогда и скажешь. Потом Я буду решать, соглашаться или нет. Найдешь меня в Лондоне, если захочешь. А сейчас извини, у меня самолет.
Я решительно подхватила сумку, развернулась, было, идти, но он удержал меня за руку.
- Как зовут нашего сына? – с неожиданной, счастливой улыбкой на губах, спросил Бьёрн.
Я помедлила лишь секунду, глядя в его глаза – в самую глубину, в его душу.
- Алекс. Его зовут Александр.

Я улетела в Москву. Вместо одного вопроса о прошлом теперь передо мной стояла дюжина о будущем. Как решить уравнение со многими неизвестными? Как поступит Бьёрн? Он наверняка захочет видеться с ребенком, перелет из Амстердама в Лондон, где я теперь живу, занимает лишь один час… Как к такой новости отнесется его жена? Но больше всего я не была уверена в себе самой: смогу ли я заставить свое сердце молчать? Сможет ли Бьёрн?..

Жили-были Зайчик и Белочка. Дружили, любили друг друга. Как-то Зайчик предлагает:
– Белочка, давай жить вместе, поженимся.
– Как так, ведь ты – Зайчик, а я – Белочка.
– Сила нашей любви выше стереотипов и видово-расовых соображений, Белочка.
Стали жить семьей, и любовь есть, и понимание, и секс есть. Детей только нету. Загрустили они. Зайчик говорит:
– Неужели у нас нет детей потому что я – Зайчик, а ты – Белочка? Как же так? Пойдем к Сове, она умная, она все знает.
Пришли к Сове и Зайчик говорит:
– Сова, скажи, почему у нас нет детей? Потому что мы Зайчик и Белочка?
– Да вы офигели что ли? У вас нет детей потому что ты – мальчик и он – тоже мальчик!

Жили были старик со старухой у самого озера Чад. Пошел старик ловить рыбу. Первый раз закинул яд кураре – всплыли одни лишь жабы. Второй раз закинул яд кураре – всплыли лишь крокодилы. Третий раз закинул яд кураре – всплыла Золотая пиранья и хотела сказать, мол, отпусти меня старче, исполню три заветных желания, да не смогла, потому что парализовало. Воротился старик ко старухе с добычей, обрадовалась старуха, засолили они жаб на зиму, засушили они крокодилов на лето, а Золотую пиранью мигом съели прямо сырой. Так сами собой исполнились все три желания.

Жили-были сестрица Аленушка и братец Иванушка. Аленушка была умная да работящая, а Иванушка был алкоголик. Сколько раз сестрица ему говорила – “Не пей, Иванушка, козленочком станешь!” Но Иванушка не слушал и пил. Вот как-то раз купил он в ларьке паленой водки, выпил и чувствует – не может больше на двух ногах стоять, пришлось на четыре точки опуститься. А тут как раз подходят к нему волки позорные и говорят: “Ну что, козел, допился?”. И так надавали ему по рогам, что он отбросил копыта…
А сестрице Аленушке досталась его квартира, потому что добро всегда побеждает зло!

Медвежья избушка
– Кто ел из моей тарелки? – грозно спрашивает отец медведь.
– А кто ел из моей тарелки? – спрашивает старший сын.
– А кто ел из моей тарелочки? – пищит младший сыночек.
– Придурки, я вам еще не насыпала. – отвечает медведица.

Шел солдат со службы домой. Постучался он по дороге в один дом. “Пустите, – говорит, – переночевать, хозяева”. А в доме жила жадная старуха. “Ночевать-ночуй, -сказала она, – только угостить мне тебя нечем.” “Это не беда, – ответил солдат, – ты мне дай только топор, а я из него кашу сварю.” “Ты что, солдат, – возмутилась старуха, – думаешь, я совсем глупая? Чем я потом дрова рубить-то буду?” Так и остался солдат не солоно хлебавши. А звали его, кстати, Родион Раскольников.

Страницы: 1

- Веселые и пошлые сказочки!

Достоинства: забавно, весело, заводит

Недостатки: случайно могут прочитать дети

Всем мы с детства любим сказки. Но, когда детки вырастают, круг их интересов кардинально меняется. И даже истории про знакомых с детства и любимых персонажей могут заинтересовать уже взрослого читателя только в том случае, если они обрастут более «взрослыми» подробностями. Да, я имею в виду именно пошлые сказки). Так что, если вы хотите чем-то развлечь свою вторую половинку перед сном, могу предложить вам парочку интересных, но пошловатых сказок для взрослых!)).

Жили-были Иван-Царевич и Василиса Прекрасная. Счастье и гармония были в семье, а вот понимания не хватало: как не просил Иван-Царевич, Василиса ему не давала. Причин никто не знает, а деваться Ивану-Царевичу некуда, покуда жена она ему законная. Со временем пришлось привыкнуть мужику и забыть про это дело.

Но вот однажды беда в царство пришла: повадился Змей-Горыныч деревни в царстве разорять да девок местных с похабными целями похищать. Возглавил Иван-Царевич отряд, пошли змея проклятого искать. Шли долго, много деревень разоренных на своем пути поведали. И вот видят: в чистом поле Змей-Грыныч сидит, их поджидает. Испугались добры молодцы, деру дали. Один на один Иван-Царевич бился со змеем. Но как понял, что проигрывает, в лес стал отступать. Решил ночь здесь переждать. Искал Иван-Царевич место для сна и забрел к болоту. Заблудился бедняга, совсем отчаялся. И вдруг слышит голос тоненький:

Согрей меня, Иван-Царевич, приголубь. Тепла мне хочется и секса.

Выведи меня лучше с болота, - отвечает, увидев лягушку перед собой зеленую. - Не подходишь ты для этого дела. У тебя и дырки-то, поди, нет!

А ты полюби меня такую, как я есть: холодную и зеленую - выведу с болота. Достать хозяйство свое, я рот пошире открою - насадишь меня, как душа твоя пожелает!

Испугался сначала Иван такого предложения - вдруг еще гадость какую на этом болоте подхватит. Но вспомнил про жену свою, что не дает ему, вспомнил про Змея-Горыныча, которого ему не победить, коль с болота не выберется. И принял решение. Видит: лягушка уже рот открыла. Засунул он ей в рот аж по самое основание. А лягушка только этого и ждала - как давай стараться! Удовольствие Иван-Царевич получил неимоверное, все семя выплеснулось, годами накапливаемое. Смотрит - а вместо лягушки перед ним на коленях уже девица нагая сидит, остаться с ней до утра предлагает. Не устоял Иван-Царевич, поддался чарам Царевн Лягушки. А на утро поднялся герой, расправил плечи, и стало ему легко, будто камень большой с него сняли. Пошел Иван-Царевич в поле чистое, взял в руки меч и победил Змея-Горыныча.

Жил-поживал на свете один нормальный пацан, звали которого просто - Ильей. Простой он Илюха, правильный, но была у него одна странность - не желал с печи слазить! Всем говорил, мол, больной он, ножки не держат, причем не только с похмелья. Ну, односельчане быстро просекли, что лень нашему Илюше просто с печки вставать. А отец-то его знатный воевода был, да полег в неравной борьбе с половцами проклятыми! Остались от него только кольчуга да меч ржавый.

Достало селян в конец разгульная жизнь Илюши да силушка его богатырская. Ведь кто что против него скажет - так и по башке поленом с печи получить может. Уже троих односельчан Илья наш убил, восьмерых - покалечил, ирод поганый!

Собрались селяне, решают, что же с Илюшей делать?

«Сберемся всей ватагой, навалимся, да и затыкаем его колами в зад, во славу Перуна!» - увы, такое решение не понравилось матери и сестрам единоутробным Ильи, которые предложили его просто гуманно споить водой болотной, изнасиловать и ремешком сыромятным придушить.

Но нашелся один волхв приблудный, который за то, что ему дали опохмелиться, предложил вылечить Илью. Однако тот не желал с печи вставать, родину защищать - послал старика куда подальше. Обиделся волхв, зенки выкатил, козу на обоих руках состроил, косяк на пол сплюнул, махнул рукой, да и ушел обратно в лес, припухший. И случилось тут чудо-чудное! Раньше матерился, бухал, баб драл в разных позах, и ножки слабые не помехой были. Сейчас же вообще уста не разомкнет, член с печки до полу висит, не съест, ни выпьет, ни пукнет, ни ебнет, матюкнется.

Но пожалел все-таки волхв Илюшу, пообещал снять проклятье. Но за это Илья должен был отдать старику косяк свой заныканный. После слов «Встань и иди, окаянный» - Илюша расколдованный подскочил с печи, замахнулся на дедка, а того уже и след простыл.

От нечего делать пошел наш великий Илья Муромец совершать подвиги во славу земли Русской!..

Видео обзор

Все(5)

Пошлые сказки на ночь девушке короткие, вероятно, есть в наличии на сайте спонсора раздела:

Закинул старик в море невод первый раз и вытащил много рыбы, закинул старик в море невод во второй раз, и вся рыба уплыла.

Собрал отец сыновей, взял в руки пруток, согнул – и сломался пруток. Потом взял пучок прутьев, стал гнуть его по-всякому – но не сломались прутья.
– Так вот, сыны, мораль такая. Если нагнуть кого надо – то лучше сразу весь коллектив. Никто не сломается, никто не уволится.

Медвежья избушка
– кто ел из моей тарелки? – грозно спрашивает отец медведь.
– а кто ел из моей тарелки? – спрашивает старший сын.
– а кто ел из моей тарелочки? – пищит младший сыночек.
– придурки, я вам еще не насыпала – отвечает медведица.

– Куда вы прете эти обугленные головешки?
– Шашлык будем жарить.
– Одурели, это же больница!?
– Да шутим. Буратино несем в ожоговый.

Поймал старик золотую рыбку, она взмолилась и говорит деду:
– Отпусти меня, дед, я любое твое желание исполню.
– Хочу быть героем Советского союза.
И остался дед один одинешенек с двумя гранатами против пяти танков.

Поженились парень с девушкой. И договорились они, что каждый будет откладывать по рисовому зернышку после измены. Прожили они до глубокой старости и решили открыться друг перед другом. Достал дед свою кучку, которая в ладони поместилась. Бабка развязывает платочек – а там всего несколько зерен.
Дед удивленно спрашивает:
– И это все?
– А кто тебя всю войну кашей кормил?

Ночь. По лесной тропинке идёт Красная Шапочка. Вдруг навстречу — Волк.
– Шапка, ты чего? Ночь! Лес! Мало ли что – нападут, ограбят, изнасилуют!
– Да ладно! Денег у меня всё равно нет, а потрахаться я люблю!

Решили Кощей Бессмертный, Кикимора и Баба Яга получить высшее образование. Встречаются через шесть лет, расспрашивают друг друга, кто кем стал. Кощей говорит:
– Я поступил в Институт Стали и Сплавов, вон себе какие доспехи сделал!
– А я, – отвечает Кикимора, – на эколога училась, у меня теперь в болоте полный порядок.
– А – — говорит Баба Яга, – на ФизТехе училась!
Кощей с Кикиморой удивленно:
– А че это ты вдруг?
– А я там самая красивая девушка!